– А самолет?
– Оставят заминированным в надежде, что американцы не успеют отыскать бомбу.
Пилот приподнялся на локтях, всмотрелся в родной «Ан-24», к которому шел Тарик.
– Надо засечь время, и мы будем знать, когда взорвется бомба.
– Наверняка она не лежит на виду, а надежно спрятана. Добраться до нее можно не так уж быстро. Засекай время – когда он выйдет из самолета, от него и поведем новый отсчет, прибавив половину от того, что боевик пробудет внутри. Больше чем на пару минут не ошибемся.
– Вот если бы мне оказаться внутри, – сказал Алексей. – Я знаю в самолете каждый уголок.
– Беда в том, что боевик их не знает, и спрячет в таком месте, о котором ты вспомнишь в последнюю очередь.
После того как Тарик вернулся на склад, в лагере боевиков началось движение. По одному иракцы выходили из ворот – они таскали упаковки воды, ящики с провизией к другому зданию, в котором стоял грузовик.
– Ты прав, они готовятся к отходу, – признался Алексей, – но почему им просто не перегнать грузовик поближе?
– А ты подумай. – Бондарев перевел взгляд в небо.
– Опасаются, что за ними следят со спутника.
– И правильно делают.
Тарик стоял у ворот и в бинокль разглядывал небо, он медленно поворачивался, замирал, а затем вновь вел бинокль. Руки его чуть дрогнули, на губах появилась улыбка, он отыскал то, о чем подозревал. Высоко в выцветшей голубизне неба парил беспилотный самолет-наблюдатель. Невооруженным взглядом его можно было принять за птицу.
«Сбить? – подумал он. – Не стоит. Пусть думают, что я его не замечаю».
– Командир, переносную электростанцию тоже грузить? – остановились возле него двое боевиков.
Тарик задумался, а затем распорядился:
– Нет, перед отходом мы заведем ее и включим освещение. Пусть думают, что мы все еще здесь. Поставьте ближе к выходу и подключите прожектора.
Подхватив картонный ящик, боевик пошел к складу, где стоял грузовик. Часовые торчали у самых ворот, тут хоть и было жарче, но зато можно было дышать свежим воздухом. Своих иракцы уже похоронили, а трупы врагов лежали завернутые в пленку под самой стеной, их лишь слегка присыпали землей.
– Когда выступаем? – спросил у боевика часовой.
– Командир не говорит.