Жажду утоли огнем (Сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

И, увидя мой недоумевающий взгляд, пояснил:

– Борзой в Афгане был. Он и голыми руками кого хочешь убьет… А с месяц назад он гвоздь заточил, сотку, мягкий, конечно, сволочь, но пару раз вспороть горло можно… Только вот стреляет он совсем хреново, сам мне рассказывал…

Словно в подтверждение его слов раздалась автоматная очередь. Кузин встрепенулся, как-то сложился вдвое и, пробежав несколько метров, плюхнулся за тлеющий ствол огромной сосны. Ни одна пуля в него не попала… На этот раз уцелел…

Но положение снова изменилось. Боевая вылазка Борзого несколько отдалила нас от возможности получить пулю охранника, но зато приблизила к суровому приговору будущего суда – побег, вооруженное сопротивление, убийство охранника… Столько влепят – мало не покажется! До конца жизни не выйдешь!

Пока я об этом рассуждала, положение еще сильнее изменилось, и опять не в пользу Кузина. Второй его охранник наткнулся на убитого Борзым, перевернул его на спину и, очевидно, увидел его перерезанное горло. Реакция охранника была для нас неожиданной, но по-человечески понятной. Он попятился, споткнулся обо что-то, упал, затем вскочил и бросился в сторону лагеря… Охранник струсил. Он увидел свою смерть очень близко, но, как любой человек, хотел жить. И поэтому выбрал самое простое из всех возможных решений, чтобы остаться в живых…

Кузин шел чуть впереди своих охранников и теперь убежать уже не мог. Борзой обстрелял бы его, попробуй он уйти обратно через ручей. Как ни плохо стрелял Борзой, шансы попасть у него были неплохие – Кузину пришлось бы бежать под обстрелом метров сто пятьдесят… На это он не мог отважиться.

Мы притаились друг против друга, выжидая, кто сделает следующий шаг. Справа от нас был горящий торфяник, слева – ручей, напротив – Кузин. Так же, как и он, мы не могли покинуть своего укрытия, чтобы не напороться на очередь из его автомата.

Началась самая типичная позиционная война между нами и Кузиным. Стоило только высунуть голову из-за укрытия, как раздавалась автоматная очередь, и с обгорелых стволов, что торчали рядом с нами, облетала сбитая пулями сажа… Но и Кузину Борзой не давал выглянуть.

Я обратила внимание, что Гиря не взял автомат себе и не стал стрелять сам. Может быть, он стрелял еще хуже Борзого, кто знает? Но мне почему-то казалось, что дело совсем не в этом. Просто Гиря старался как можно меньше брать на себя. Если Кузин в результате этой перестрелки будет убит, это будет сделано не Гирей, а Борзым. У Гири оставался шанс вывернуться на следствии, хотя и очень призрачный… И все же он этот шанс учитывал и предоставлял возможность стрелять другому… Его принцип – все делать чужими руками – и здесь оставался в силе…

– Эй, придурки! – донесся до нас голос Кузина. – Обождите стрелять! Перекурите! Есть базар! Давайте договоримся!

В ответ Борзой выпустил в его сторону из автомата короткую очередь.

– Да послушайте, идиоты! – надрывался Кузин. – Зря вы эту бабу с собой взяли! Отдайте ее мне! Ей все равно от нас не уйти…

Борзой не стрелял и, по-моему, прислушивался к крикам Кузина. Гиря тоже лежал молча, только искоса на меня поглядывал.

– Ее, дуру, все равно не оставят в покое. Пусть вспомнит, что с ее начальником случилось! Я сам ему башку прострелил, чтобы не совал свой нос куда не просят… И ей прострелю…

– Про кого это он? – спросил меня Гиря.

– Про командира нашей группы, Григория Абрамовича, – ответила я, понимая, что темнить сейчас нельзя. – Они, гады, в лесу его подстерегли…

– Они – это кто? – продолжал свой допрос Гиря.

– ФСБ, – ответила я. – Кузин на ФСБ работает. Правда, он – мелкая сошка. Здесь главный у них – полковник Краевский, та еще сволочь…

«Самое плохое, – подумала я, – если Гиря сейчас объединит нас вместе с Кузиным и Краевским – у нас, мол, свои разборки, а он – в стороне… Тогда от него всего можно ожидать…»

– Это Краевский придумал всех вас расстрелять, – продолжала я, хотя, пожалуй, слишком торопливо, чтобы мои слова звучали убедительно, но меня подгоняло то, что Кузин опять что-то кричал, и я хотела заглушить его голос…