Пятый сон Веры Павловны,

Свет горел.

На кровати спал одетый мужчина лет сорока трех с седоватыми усами, немножко похожий на известного западного философа Тимку Отморозка. Я добродушно толкнул его в плечо и сказал: «Хай!», от чего усатый проснулся и вскочил с испуганным видом. Я немедленно сообщил ему, чтобы он донт э фрейд и так далее, но, поскольку сам не знал, чего от него хочу, то замолчал. Тогда он сам начал говорить и я узнал, что он действительно не Тимка Отморозок, и даже не брат Тимки Отморозка, а просто хороший чужестранный химик, а зовут его Пол, и что он из Флориды, и что жена его – полячка, а сам он немного знает по-русски. Далее, правда, все немного запуталось, потому что я пытался продолжить разговор по-английски, а Пол – по-русски. При этом чужестранный химик никак не мог понять, кто есть я. Сначала он думал, что я есть служитель отеля, и долго извинялся за то, что уснул, не погасив свет и не закрыв дверь. Я его успокоил, сказав, что я не есть работник отеля и это все ерунда. Потом он стал думать, что я рашен фарцовшчик, но и в этом я смог его переубедить. Впрочем, даже на английском языке я говорил уже с трудом. В конце концов, Пол дал мне русско-английский/англо-русский словарь системы покетбук производства США, которым я и пользовался, подбирая нужные слова И вот, ханни, представь: темная ночь, горит небогатый свет, сидят на диване два ёлупня пьяных (чужестранец тоже хорошо поддал на банкете) и беседуют со словарем! Пол спрашивает: как я попал в его номер? Что, дескать, френд, дверь была открыта? А я отвечаю: нет, френд, дверь была закрыта. А он спрашивает: как я тогда открыл ее? Пришлось вывести придурка-химика в коридор и показать, как я открыл ее, толкнув дверь рукой. И объяснить при этом, что я могу так открыть любую незапертую дверь. И тут же доказал это на примере соседней двери, которая, как это ни странно, тоже не оказалась запертой.

Химик призадумался.

А, призадумавшись, объявил, что хочет спать, а я, если захочу сказать ему что-нибудь важное, смогу найти его завтра в институте в компьютерном зале. Против таких слов у меня, понятно, аргументов не оказалось, тем более, что я ничего от него не хотел, и мне, уже несколько протрезвевшему от напряженных бесед на не родном с детства языке, пришлось ретироваться. В процессе немедленно начавшейся ретирады я незаметно прихватил понравившийся мне словарь, но Провидение и здесь меня не покинуло: химик Пол из Флориды заметил мою незатейливую попытку, и с доброй братской улыбкой отобрал книгу. Так я вернулся на круги своя – один в коридоре душной гостиницы, пьяный и без товарищей, судьба которых, уж не помню, волновала ли меня; но то, что они не смогли вслед за мной проникнуть в гостиницу, это я уже понимал.

А где же мой виноградный сок? – вдруг вспомнил я. Где мой сладкий напиток, опечалился я, где мой напиток, произведенный на исторических просторах Аттики? Ведь чаще всего вспоминаешь о некоей дорогой для тебя вещи, лишь обнаружив ее отсутствие. Поэтому я снова вернулся примерно на третий этаж, примерно в тот номер, в котором недавно дружески болтал с чужестранным химиком Полом из Флориды, доверительно признавшимся мне в том, что у него жена полячка. Проститутка она, наверное, подумал я задним числом без какого-либо упрека в адрес химика. Зачем упреки? Просто проститутка. Всем известно, что чужестранцы любят брать в жены проституток из России и Польши. В этом нет ничего зазорного, а даже много выгодного и нам и им.

Я вошел в номер.

В номере было темно.

Я зажег свет и увидел незнакомого спящего чужестранца.

А чужестранец проснулся и увидел меня, который тоже не был ему представлен.

Этому чужестранцу на вид не было даже тридцати, такой совсем молодежного вида чужестранец. «What do you want?» – спросил он меня, но я отвечать не стал. Обшарив взглядом номер, я к большой своей радости обнаружил на столе синий параллелепипед с ярко-красными виноградинами. «It is your juice?» – строго спросил я, указуя десницею на сок. «No, it is not», – ответил растерянно чужестранец. Тогда я торжественно объявил: «It is my juice!», и взял сок. Мне, конечно, хотелось поболтать со свежим человеком, но в благодарность за то, что мой сок нашелся, я решил, что пусть его спит.

Погасил свет и вышел. И спустился на первый этаж.

Прихлебывая сок, я неспешно прошелся по зимнему саду, оттуда был виден просторный вестибюль, в котором, конечно, сидели менты. Чувствуя себя человеком-невидимкой, все так же неспешно отхлебывая виноградный сок, я гордо поплыл к выходу, стараясь не замечать крепких мужчин в мышиных и гороховых пиджаках. Но они охотно окликнули меня, и я был вынужден прервать гордое шествие. В тот же момент из недр вестибюля выполз еще один мужчина – в белой рубашке и в красном галстуке. Я не мог вспомнить, где я его видел и откуда его знаю, но сразу почувствовал, что с его приходом должна начаться какая-то другая жизнь.

«Хай!» – добродушно сказал я ему.

«Я тебе дам хай!» – весело отозвался он и подтолкнул меня к ментам.

«Значит так, – сразу сказал мне полуглавный мент, я это понял по его довольно пустынным погонам. – В каких номерах был?»

«Ни в каких».

«А что делал в гостинице?»

«Гулял по зимнему саду».

«Значит так, – повторил полуглавный мент. – Если честно скажешь, как тебя зовут и как твой домашний адрес, мы тебя отпустим».

Я ему не поверил, но имя и адрес назвал честно.