Дед вспотел, судорожно сглотнул слюну, не отводя взгляда, внимательно следя за приготовлениями страшного незнакомца. Наконец хриплым голосом проговорил:
– А потом те язык отрежут!
– Ты хоть немного думать можешь? С кого они язык отрежут? С обгорелого трупа?
Старик задумался.
– А скажу вам, вы меня все одно грохнете. Тогда как?
– Мы тебя не тронем, если ты расскажешь всю правду!
– Эх, жизнь наша грешная, че же делать? А ладно... Скажу! В тот день как раз дождь накануне прошел. Днем, как назло, никого не было. Так и просидел без заработка возле своего «мерина».
– Кого?
– Трактора! «Мерином» его кличу... А ночью стучат в окно. Мужик. Русский. Не дачник и не местный. Впустил в дом. Он и говорит, машину, мол, надо через балку протащить. Ну я че? Я про деньги спрашиваю, мол, знайте, что ночью я по двойной таксе работаю. Он сразу литр на стол поставил. Делать нечего. Пошел я «мерина» своего заводить, а тот к машине. Она на дороге стояла. Подколесил к ней. Этот же мужик, русский, вышел, закрепил трос.
– Стоп, дед! Вот здесь давай уточним. Что за машина? Номера, цвет, сколько человек в салоне было?
– «Жигули», «семерка». Точно! У внука в городе такая же. Цвет темный: то ли зеленый, то ли вишневый. Номера не разглядел...
– Так не пойдет, дед. Номера ты должен был запомнить, раз машина не местная. Ну-ка говори, я жду!
Каракурт вставил магазин, передернул затвор, начал накручивать глушитель.
– Это... Весь, клянусь, не помню... Цифра «пятьдесят» в конце, где флаг, и... буквы «ТА»...
– Еще!
– Еще?! То ли «тройка», то ли «девятка». Большего не скажу, номер грязью был залеплен.
– Кто еще был в салоне?
– В салоне, спереди, один нерусский сидел, он еще дверь открыл, поторопил меня.
– А сзади?
– И сзади вроде кто-то сидел, но маленький. Может, ребенок? Али сверток какой?