– Сейчас все вместе писать будем – прокурору, – сделал прогноз оператор Божемой. – Только давайте договоримся: я человек подневольный, мне сказали нажать красную кнопку – я нажал. Сказали: «Снято» – я выключил.
– И чего же они там накопали? – Самобрехова взяла за рукав сценариста, отвела в сторону.
Они стали о чем-то тихо переговариваться, потом горячо жестикулировать. И, наконец, и оператор, оставшийся в одиночестве, и окружающие смогли услышать, о чем же шла речь.
– Ты – педофил! – громко шипела Самобрехова.
– А ты – старая извращенка! – не оставался в долгу Грош-Ценаев.
Они расходились в разные стороны, потом, как магнитом, их притягивало обратно.
– Надо выработать общую тактику! – горячо убеждал Грош-Ценаев.
– Главное, как говорил мне мой знакомый судья, ни в чем не сознаваться, – поучала Самобрехова.
– Знать бы в чем… – Грош-Ценаев чихнул.
– Правду скажешь… – усмехнулась Самобрехова.
– Щас…
Самобрехова глянула на часы:
– Ну что, пошли…
– Время «Ч»… – сказал Грош-Ценаев.
Втроем они вошли в здание. Впереди – Самобрехова, за ней – сценарист, потом – оператор. В том же порядке появились и в кабинете, где их уже ждали Савушкин, Белозеров и Кошкин.
– Здравствуйте! – высокомерно произнесла Самобрехова.
– Здравствуйте, товарищи представители величайшего из искусств! – ответил Белозеров.
Приглашенные расселись на стульях.
Савушкин как бы с радостью узнал телегруппу:
– О, какая встреча! Летописцы героики лучших представителей трудового народа!