Ученый оглянулся на Колокольчика:
– Уходим?
– Что, вот так просто?
– А что тут… – Он осекся.
Прямо перед ним поблескивал золотистыми боками «Форд-Тауэр».
Не сговариваясь, они бросились к машине… К восьми часам, когда на стоянке уже начали сновать первые клиенты, заскучавшая кавказка покинула пост возле Колокольчика и как бы нехотя, вразвалочку, направилась к своей будке. Выспавшийся сторож вынес огромную – литров пять, не меньше, – кастрюлю с аппетитно дымящейся похлебкой.
Ученый вытер пот со лба:
– Все, поехали.
Между рядами «Жигулей» они аккуратно вырулили ко входу, медленно проехали мимо широкой задницы сторожа, наклонившегося над кастрюлей, и выскочили на простор. Ровно через сто метров начинался забор новой стоянки. Вдоль него, залитые восходящим утренним солнцем, гордо стояли сияющие «крузеры». Между ними бойко сновали люди в спецовках…
И вот в наказание за этот прокол Перстень потребовал «Хонду». Угнали. Удачно. До этой вот минуты, когда гаишник, неизвестно с какого бодуна, решил вдруг проявить служебное рвение.
– У нас автопробег до Питера, – ныл в это время Леха. – Я их уже километров на двадцать обогнал, машина-то – зверь, сам видишь… Откуда у меня с собой документы? Там вон, сзади, может, везут в машине, а я-то при чем? Мне б первым успеть…
Гаишник – совсем еще пацан, лет двадцати – молчал.
– Вот проиграю… – нудно завыл Колокольчик. – А за что?..
– Ладно, – махнул рукой мент. – Только… только ты, парень…
Он замялся, воровато оглянулся на закрытую дверь поста и, будто прыгая в ледяную прорубь, бухнул:
– Прокати меня! Метров триста. Хоть узнаю, как оно…
– Да легко!
Через два километра Ученый проехал поворот, из-за которого выворачивал необыкновенно счастливый гаишник с раскрасневшейся и удивленной физиономией.
А еще через два часа после того, как новый владелец укатил на «Хонде» в светлую даль, расслабившийся и умиротворенный Михаил Стерхов в тени ветвей развесистой липы слушал нехитрый рассказ Алексея Николина. О тернистом пути, приведшем его в большую жизнь.
История пацана с рабочей московской окраины была вполне ординарной, хотя и полной мелких, но весьма драматичных событий.