Sамки

– А с чего бы вдруг у современных молодых людей пристрастие с сверхъестественному?

– К потусторонним силам обращаются затем, чтоб изменить реальность. – Настя успокоилась, но говорила увлеченно и вдохновенно. – В этом есть эстетический аспект.

Она уже взяла себя в руки и расслабилась. Даже снисходительно улыбалась невзрачной «посредственности» Лесе, которая, видимо, совершенно не понимала великой миссии современных готов в истории человечества.

Странно все-таки, подумал Михаил, откуда у нее такое чувство превосходства. И Антон такой же, только не демонстрирует свои мысли так открыто. Ну был когда-то папаша вторым секретарем райкома, и что? Да даже если б и генеральным! С какого бодуна у этих бывших партработников и их отпрысков такое патрицианское отношение к другим людям? Будто те и правда второго сорта. Девяносто седьмой год на дворе, а они все какими-то старыми понятиями живут. Как будто не видят, что вокруг происходит. Еще и обижаются, если их не понимают. И упорно продолжают считать себя элитой. А элита-то уже совсем другая, и вышла именно из бараков да помоек, как она это называет. Не по праву рождения, а по праву сильного. И умного, кстати. Потому что как раз комми нынешние – те, которые на плаву держатся, – только и смогли, что нахапать при развале собственной партии, а сами ничего не создали, не умеют.

Вот взять хотя бы Перстня. Да, был бандитом, ларьки поначалу крышевал, машинами крадеными торговал, отбирал у людей фирмы, производства. Но ведь не потратил все, что нахапал, впустую на Канарах, не пропил в кабаке, не прогулял с бабами. Те же кооперативы, которые отнял, преобразовал в какие-то нормальные фирмы, что-то производит, развивает, расширяет. Уже и политикой занялся – скоро, глядишь, депутатом станет. И никто ему не напоминает, кем он когда-то был, потому что уважают за деловые качества, за хватку, за способности. А еще лет через десять про него легенды слагать начнут, как о первопроходцах Дикого Запада, что в фургонах прерию пересекли под стрелами и томагавками индейцев. Тех-то нынче героями считают, а они уж точно ангелами не были. Вот и Перстень когда-нибудь станет героем эпохи накопления первоначального капитала в постсоветской России…

Эти мысли уже не в первый раз приходили в голову, но сегодня не задержались, унеслись куда-то далеко – не до того. Рядом с ним сидела удивительная Леся. И уже было понятно, что встреча с ней навсегда изменит его жизнь.

20 августа 2007 года

Михаил Волков – Перстень

До встречи с Перстнем оставалось еще минут двадцать. Но он успевал доехать даже с учетом всех пробок. На площади Трех вокзалов с постамента ему помахал рукой Павел Петрович Мельников. Памятник первому министру железных дорог казался мелкой букашкой рядом с огромной фигурой русской бабы в ярко-красном сарафане и с караваем. Было, в общем-то, неважно, сделан этот каравай из гипса или папье-маше, но если – пускай даже очень плавно – шмякнуть его на царского железнодорожника – от чугунной статуи останется лишь лепешка.

Как от меня, нервно хихикнул Ученый.

Сейчас многое зависело от того, что скажет Перстень. Если, конечно, захочет сказать. Биография бывшего босса не внушала надежд на откровенность, а тем более поддержку. Тот-то сделал себя сам, не цепляясь пухлой ладошкой за отцовские помочи…

* * *

Семнадцатилетний Мишка Волков впервые в жизни сомкнул в широкой не по годам ладони рукоятку настоящего пистолета. Он стоял под лестницей типовой хрущевки, откуда они с Гаврилой только что выставили спозаранку разбуженного алкаша под мокрый ноябрьский снег.

– Хороша игрушка, а, Перстень? – ухмыльнулся Гаврила. – Держи увереннее, но руку не напрягай. Если сильно сожмешь, точно промажешь.

– Не суетись. – Перстень хотел кое-что добавить, но смолчал.

Начнешь доказывать, что все сумеешь как надо, – впадешь в суету, а это он держал за самое западло.

– Что за марка? – спросил он. Не для того, чтобы перевести разговор, ему действительно было интересно.

– ТТ. «Тульский Токарева», значит. Сорокового года. Из него еще деды по немцам стреляли. Правда, зря?

Перстень промолчал. Во-первых, он не любил говорить о вещах, по поводу которых еще не определился окончательно. Во-вторых, эта тема не слишком волновала его сейчас, когда через пять – десять минут предстояло стрелять в упор.

– Патронов сколько?

– Всего четыре маслины осталось. Дедуня сказал – только фраеру мало, а человеку хватит. Ты же человек, а не фраер, скажи, Перстень?