– Как тут не верить…
– Так вот он именно правый: «Помни, как дед учил… Что заработал – твое, хочешь больше – возьми, если можешь… Стой за корешей – себе поможешь». И из России никогда не уедет, хотя забугорную жизнь видел во всей красе. И к нынешней власти у него масса вопросов. Но он знает, как их решать без революции. Потому что на его памяти революция уже победила в начале девяностых. И он сам в ней участвовал. И победил вместе с ней.
– Это ты о себе?
– Нет, о Перстне. Мы с ним в свое время очень близко сошлись. Очень колоритен.
– Расскажи, – попросила Леся.
– А давай поедем ко мне. Посидим, винца выпьем, я тебе и расскажу, – предложил он и неожиданно добавил: – А утром я тебя отвезу на работу.
Сказал и замер.
С дня рождения он ушел с Настей, уже зная, что сегодня не останется с ней, а отправится искать Лесю. Найдет ее во что бы то ни стало и – именно как сейчас – пойдет гулять по спящей Москве.
А Анастасия никуда не денется. В этом он был твердо уверен.
Два года близости убедили в том, что она прикована к нему прочной стальной цепью, которую может порвать только он сам. А зачем рвать? Теперь, когда он не сомневается в ее любви, теперь, когда он может получать не только потрясающее физическое наслаждение, но и душевное отдохновение с другой девушкой? Зачем от этого отказываться?
Да, он по-прежнему нестерпимо хочет Настю. Стоит только остаться с ней наедине, увидеть, как она привычным жестом откидывает назад голову и золотые пряди водопадом струятся по прямой стройной спине, и все… Крышу сносит напрочь. Враз уносятся куда-то все мысли, нормальные человеческие чувства, остается только желание – взять ее поскорее, затащить в постель или даже просто завалить куда угодно и трахать, трахать, трахать… А потом чуть не грызть зубами батарею от презрения и ненависти к себе, к своей слабости, безволию, неспособности сдержать животный инстинкт.
Больше в ней не было ничего: эгоистичная, пустая, жестокая. Ее не интересовало ничего, что не связано лично с ней. А в то, что интересовало, она вцеплялась мертвой хваткой, использовала, выжимала до конца и выбрасывала, не задумываясь. Даже и Стерхова любила только для себя. Ее не заботило, что чувствует он, о чем думает или мечтает, чего хочет. Важно было лишь то, что он дает ей. Наверно, поэтому и не замечала, что никакой любви давно нет, что и он всего лишь получает физическое удовлетворение, расплачиваясь за это кратковременными приступами самобичевания и постоянными, но уже не столь обременительными, как раньше, денежными вливаниями в ее бездонный карман.
А Леся – совсем другая. Ученый понял это с первого же взгляда. Она может дать иные радости. Сочувствие, понимание, покой. Он был уверен в этом.
Лесю вызвались провожать Антон и Джон. И она согласилась. Во-первых, потому что уж больно не похожи были эти ребята на всех ее знакомых, с ними было – интересно? необычно? непривычно? – ну, в общем, совсем не так, как с высокоумными сокурсниками-интеллектуалами или серьезными деловыми клиентами. Во-вторых, она надеялась еще раз встретить Михаила и, в-третьих, что уж греха таить, она никогда не пользовалась среди мужчин таким «бешеным» успехом, это льстило.
Сначала было очень легко и радостно. Они долго катались по городу – непьющий Беседа снова сел за руль – читал стихи, рассказывал смешные байки про их боевые подвиги, а под конец, краснея (насколько вообще может покраснеть бурят), порывшись в бардачке, нашел, как и обещал, зачитанную до дыр книжечку Нимбуева, что-то отметил в ней красным стикером и протянул Лесе. Позднее, листая ее, она нашла обведенное стихотворение, посвященное некой Л. А.
Л. А. были и ее инициалы – Леся Арсеньевна, а руками своими она и правда очень гордилась. Собственно, считала даже, что они – самое красивое, что в ней есть.
Но вот под насмешливое напутствие Антона Джон укатил, и они остались вдвоем. И все стало совсем иначе. Для начала Рожкин преподнес ей неприлично огромную охапку ярко-красных роз, снова повез в какой-то дорогущий ночной ресторан, где на протяжении часа рассказывал о том, как его никто не понимает, как он одинок, какая стерва жена, а под конец, как в дешевом водевиле, предложил совместную поездку в Сочи…
Оставив нахмуренного Рожкина допивать остатки «Вдовы Клико», она выскочила из ресторана и почти бегом пронеслась по Сретенскому бульвару – к счастью, дом был почти рядом. Мельком взглянув на прочно обосновавшегося на голове бронзовой Крупской голубя, она повернула налево и… столкнулась с Михаилом.
Это было первое свидание. И он сразу пригласил ее к себе. Как-то это очень смахивало на… хм…
Она решительно кивнула.