Прапорщик рванулся к Лисицыной. Григорий вышел из-за здания и открыл огонь по отводному каналу, посылая очереди слева направо, удаляя сектор обстрела на восток. И вновь чуть не стал жертвой вражеского пулеметчика. Штукатурка брызнула рядом с его головой.
Пашин крикнул в эфир:
– Всем! Снизу от канала ведет огонь пулеметчик! Определить его позицию и уничтожить!
Тут же услышал в динамике возглас капитана Воронцова:
– Есть! Вижу шакала!
И пулемет замолчал.
Подполковник запросил:
– Ворон, что у тебя?
– Завалил я пулеметчика. Он, сука, на дне канала сидел. Брезентом, падла, накрылся и на фоне бетона был незаметен. Я его только по вспышкам пулемета засек!
– Ясно!
Григорий вызвал всех подчиненных, приказал взять объект в кольцо и провести тотальную зачистку местности, не прекращая при этом продолжать наблюдение за выходом из леса в сторону селения Голяны.
Подошел Щурин, доложил:
– Женщину, командир, наповал! Стрелок караула со страху сам спрыгнул с вышки и сломал ногу, прапорщик Цыбин получил две пули в бронежилет. Болевой шок! Я вколол ему препарат из боевой аптечки, скоро оклемается, а женщину… насмерть! Сразу! Да и немудрено! Пять пуль в нее вколотили. Три в грудь, две в живот! Такие дела, мать иху!
Он злобно сплюнул в пыль.
Пашин приказал:
– А ну-ка тащи ко мне Омара!
Щурин за шиворот выволок главаря наемников из караулки.
Подполковник достал пистолет, передернул затвор, засылая патрон в патронник, приставил ствол ко лбу бандита.
– У тебя, Омар, один шанс сохранить свою вонючую жизнь!
По телу наемника пробежала нервная дрожь.