Ликвидатор

– Даже работа в темноте и принципы противодействия снайперу?

– Конечно. Даже это. Потому что если ты, изучив первые три уровня "Алой ленты" так и не сумел включить свой "третий глаз", то на дальнейшем совершенствовании можно поставить крест. А если сумел, то будущие успехи в овладении мастерством высшего уровня станут просто производными от полученных ранее знаний и навыков.

– Думаю, что я понял.

Еще один вопрос вертелся на кончике языка, притом уже довольно длительное время, а я все не решался его задать. Но сейчас, как мне показалось, наступил самый подходящий момент – учитель был расслаблен, немного грустен, и от его речей веяло непривычной теплотой и человечностью: выступая в роли тренера и наставника, он был немногословен, тверд, а временами даже жесток, не давая мне ни малейшего спуску или послабления, как бы я себя ни чувствовал и какое бы ни было у меня физическое и моральное состояние.

– Учитель, зачем… зачем вы обучаете меня самой совершенной системе разрушения и убийств?

– Нет! Я не учу убивать! Не заставляй меня думать, что я жестоко ошибся в тебе. Хэсюэ-гун – это прежде всего тренировка тела и духа человека, методика самосовершенствования как личности. Да, я обучаю тебя приемам самой эффективной в мире системы боевых искусств. Но эти приемы предназначены для самозащиты, подчеркиваю – самозащиты! – а не нападения и, тем более, убийства.

– Я это знаю. И у меня нет ни малейшего желания изменить принципам хэсюэ-гун.

– Тогда что тебя волнует?

– Сны… Мои кошмарные сны. Правда, в последнее время их число значительно поубавилось, тем не менее… Сейчас моя память – чистые страницы тетради. Но кто знает, что на них может проявиться, когда я выздоровею? Я не помню, кем был в прошлой жизни, однако за то, что не паинькой, – могу поручиться.

– Да, вероятнее всего… К сожалению, я не могу помочь тебе вернуть память. Я знаю каноны точечного массажа древних тибетских врачевателей, иглотерапию, лечение травами и многое другое, даже психотерапию даосов, но в твоем случае я бессилен. Здесь исцелить может только время. И конечно же, твоя прошлая жизнь для меня сейчас скрыта за завесой Великой Тьмы, куда не может проникнуть ни один смертный. Но даже знай я, что ты был преступником, все равно свое отношение к тебе не изменил бы. В тебе есть что-то… скажем так – вызывающее доверие, расположение, возможно, сострадание. Мне сейчас трудно все это объяснить словами, здесь больше интуиции, нежели здравых размышлений. А что касается приемов хэсюэ-гун, то и до меня ты в достаточной мере владел основами воинских искусств. Я лишь попытался направить твои несколько несистематические познания в единое русло философии Великого Дао. И если я все-таки не ошибся в тебе, то основная заповедь истинных мастеров хэсюэ-гун – никогда не вступать в бой без благородной цели и только в случае смертельной опасности – должна быть отчеканена в твоем сознании и служить путеводной нитью по всей твоей будущей жизни.

– Спасибо, учитель… – Я склонил перед ним голову, пытаясь скрыть неожиданно навернувшиеся на глаза слезы.

Я был растроган. И до глубины души благодарен. Не будь Юнь Чуня, кто знает, как сложилась бы моя одиссея в Гималаях.

Возможно, мои косточки уже белели бы в каком-нибудь ущелье неподалеку от поселения разбойниковгуркхов. А может, меня мирно похоронили бы китайцы во главе с шафрановым старцем под грохот барабана деревенского юродивого.

– Спасибо…

Похоже, отшельник понял мое состояние. Он задумчиво покивал, а затем вдруг решительно встал и потянул меня за собой:

– Идем. Я тебе кое-что покажу…

Мы вошли в пещеру. Юнь Чунь направился в ее дальний конец, снял сшитый из шкур горных козлов ковер, украшающий неприветливые камни, пошарил рукой в углублении на уровне своего роста… и от толчка часть стены сдвинулась неожиданно, открыв еще одну, замаскированную пещеру.

Чем дальше, тем больше я удивлялся. По приглашению старика я последовал за ним вглубь.

Пещера оказалась миниатюрным храмом. Ничего примечательного – небольшая бронзовая статуя Будды, несколько лакированных китайских шкатулок на низеньком деревянном столике, множество зажженных свечей толщиной с запястье моей руки.

Несмотря на скромные размеры и пожирающее кислород пламя ритуальных восковых светильников, воздух в мини-храме был свеж и чист, разве что с небольшой примесью запахов ароматических смол, тлеющих в бронзовых курильницах по сторонам статуи.