– Что-то на сердце тревога, старлей. Как в тот день под Кандагаром, когда половину нашей группы душманы положили.
– Давай помянем…
– Давай…
Мы снова выпили.
– Доложишь Кончаку, что путь мы держим все-таки в Грецию. – Я подозвал стюарда и заказал еще бутылку и кое-что из закуски.
– Бу сделано… – Акула с вызовом смотрел на сидевшего неподалеку здоровяка с золотой цепью на шее в палец толщиной. – Развеяться бы…
– Кончай. Не хватало нам засветиться на всю катушку из-за примитивной драчки с каким-нибудь гражданским дятлом.
– И то… – Он со вздохом сожаления стал глядеть в другую сторону. – Бывали дни веселые…
– Пой, ласточка, пой… – Я потянулся за бутылкой и нечаянно зацепил керамическую вазочку с засушенными цветами.
Уж не знаю, как я исхитрился поймать ее у самой палубы. Наверное, вазочка и так не разбилась бы, ведь у нас под ногами было ковровое покрытие, но я порадовался – несмотря на энное количество спиртного, реакция оказалась на высоте.
Разгибаясь, чтобы поставить хрупкую керамическую штуковину на прежнее место, я нечаянно скосил глаза… И едва не свалился со стула.
Чтоб я так жил! Ах, Акула, Акула, где были твои гляделки?! Хотя… кто мог подумать?
– Сукин сын… – прошипел я, наливая и ему. – Едва не вляпались…
– Ты о чем?
– Не вертись! Сиди смирно, улыбайся… вот так… Хлебни глоток… А теперь закуси…
– Где? – Акула все понял.
– В конце бара, с правой от тебя стороны, неподалеку от выхода. Пожилая пара.
– Ты что, рехнулся?! – Акула осторожно скосил глаза вправо. – Из них уже песок сыплется.
– На этом они таких, как ты, недоразвитых, и ловят.
– Кончай пугать…