Мертвая хватка

Остаток дня и вечер обещали массу "наслаждений"…

Секретный агент МИ-6 горько улыбнулся.

Киллер

Как и было договорено, мне разрешили проводить профессора и Гретхен. Эти печальные проводы больше напоминали поминки. Я, конечно, не рассказал о страшной участи Франца, и немцы пребывали в уверенности, что его убили. Я не стал разубеждать безутешных родственников юного мерзавца, потому что увиденный мною процесс превращения человека в зверя был за гранью рассудка, да и меня просто сочли бы лжецом. Не открыл я профессору и роли Франца в трагедии, финальная часть которой разыгралась в дебрях сельвы: пусть уж лучше о нем скорбят, нежели предадут анафеме. Тем более, что сейчас ему нужны скорее сожаление и участие, нежели злоба и проклятия.

Чтобы как-то скрасить последние дни пребывания Штольца и Гретхен в Сан-Паулу, я поселил их в японской гостинице "Гинза", имеющей на своем фирменном флаге пять звезд. За сутки приходилось платить сто двадцать реалов, но изысканный комфорт и чисто японский стиль обслуживания стоили того. Я разместился в соседнем номере, поменьше, – в том, где жили профессор и Гретхен, было две спальни, огромный холл с вазами и цветами, ванная с джакузи, тоже приличных размеров, и просторный балкон с видом на бетонные джунгли Сан-Паулу. Пока мои подопечные приводили себя в порядок и переодевались – их одежда превратилась в лохмотья, и мне пришлось купить им все новое, – я поднялся на крышу здания, где был приличный бассейн, и отмокал в нем почти три часа, пытаясь смыть не только с тела, но и с души грязь и кровь, в которые я окунулся по уши в мирной и безобидной экспедиции, совершенно этого не предполагая и тем более не желая.

– Мигель, вы наш добрый ангел. – Герр Штольц за эти дни из упитанного флегматика превратился в копию рекламных страдальцев, применяющих разнообразные патентованные средства для похудения. – Но я не могу, не имею права пользоваться вашей добротой. Я попрошу, чтобы мне прислали деньги… – Он немного замялся. – Да, мне пришлют деньги!

Гретхен, тяжело вздохнув, потупилась. И я знал почему – на счете профессора осталось всего ничего, не больше сотни марок; про его финансовые проблемы мне рассказал все тот же Марио.

– Герр профессор, не стоит говорить о таких пустяках. Возвратитесь домой, тогда и… – Я поторопился сменить тему разговора.

Взяв билеты на красно-голубой автобус, обслуживающий международный аэропорт, мы почти час маялись в духоте, пока не добрались до места назначения. Я стоически сносил неудобства: поездка на этом виде транспорта была идеей Штольца – его обуял (пусть и чересчур поздно) бес расчетливости и прижимистости, так как проезд стоил всего шесть реалов с человека. Я с легкостью согласился на предложение профессора – но разве можно было предположить, что как раз именно в этом автобусе сломается кондиционер? Верно говорят, что уж если не везет, так это надолго…

Авиалайнер уже исчез в небесной бездне, а я все еще стоял в полной отрешенности, глядя через огромное витринное стекло здания аэропорта на серый бетон взлетной полосы. На душе лежала непомерная тяжесть, будто я только что навсегда расстался с самыми дорогими и близкими людьми. Профессор и Гретхен были так добры… В их глазах я читал любовь и уважение ко мне, совершенно постороннему, чужому человеку. С ними ушло что-то светлое, по-домашнему уютное и чистое. А я опять должен вернуться в мир ненависти, предательства, интриг и кровавых разборок. Проклятье!

– Мигель… – Голос раздался едва не над ухом, но я даже не шелохнулся.

Я давно знал, что за мной наблюдают, и мог с точностью до миллиметра определить расстояние до говорившего; это был Марио.

– Мигель, нам пора…

– Боишься, что рыбка может сорваться с крючка? – Я повернулся к нему в тихом бешенстве.

– Перестань, не заводись. Тебя требует мой босс. Он не привык долго ждать.

– Пошел ты… со своим боссом… – Я грубо выругался. – Вы мне сейчас как рыбья кость в горле.

– Извини, но время не терпит. – Марио выглядел смущенным и виноватым. – Я понимаю…

– Что ты понимаешь? – Во мне все бурлило. – Может, то, что из-за этих ваших игр нанесена огромная моральная травма профессору Штольцу, человеку, которому мы с тобой и в подметки не годимся?! Или понимаешь горе Гретхен, потерявшей единственного брата, пусть и подонка? Она, к счастью, этого не знает. Мы копошимся, как черви в навозе, все выискиваем дерьмо пожирней, да чтобы его было побольше, а рядом идет жизнь. Настоящая, пусть и трудная, но не зловонная, как у нас. Ради чего?! Мы с тобой убийцы, Марио, грязные подонки, отбросы рода человеческого, не стоящие даже одной слезинки из глаз Гретхен.

– Ты очень изменился, Мигель… – Марио смотрел на меня, широко раскрыв от изумления глаза. – Я даже не мог представить, что настолько…

Я промолчал. Только теперь я сообразил, что, кроме моих откровений, буквально ошарашило горбуна – не помня себя, я оторвал какой-то металлический кронштейн, и теперь у меня в руках остались лишь его мелкие обломки.