– Подставили? – настораживается тот. – Кто?
– Глебов.
– Глебов?… Витька, что ли?
– Нет – вы же сами говорите, что Виктор Викторович к этой истории непричастен, так что давайте оставим его в покое. Алексей Викторович покойный постарался.
Бердник сморит на меня сначала недоверчиво, а потом его глаза вдруг суживаются.
– Что – записку написал: «Если со мной что-то случится, прошу винить во всем Костю Бердника» и так далее?… Вообще-то, этот мог – в его духе. Только Леха ведь смерти не ждал, и записку такую писать ему было ни к чему. Так что этот номер у вас, извините, не пройдет.
– А никакого номера и нет. Да, Глебов никакой записки не писал – тут вы правы. Только вот во всей этой истории с пальцем он – умышленно или нет – главного-то вам и не сказал. Фокус в том, Константин Михайлович, что Сергей Власов – левша. Поэтому тот пальчик, который Алексей Викторович со стакана снял, был оставлен большим пальцем левой руки Сергея. Но вы этого не знали и на месте убийства поставили этот его отпечаток правой рукой, как это привычно для большинства людей. Левой же рукой след так не оставишь – тут акробатом надо быть. Так что я уже тогда заподозрил имитацию и начал искать того, кто мог сделать с отпечатка пальца качественное клише. И на Сорокина именно так вышел – не очень уж много в городе фирм, располагающих соответствующим оборудованием. Вот поздно только вышел… Ну, а связать его с вами труда уже не составило. Вот и получается, что Глебов все равно вас подставил – даже с того света!
– Я ж говорю – гнида была редкостная. Впрочем, он за это поплатился. Вот теперь пусть и узнает – есть Бог на свете или нет.
Мой собеседник в очередной раз закуривает, и я замечаю, что пальцы его при этом чуть дрожат.
– Вы говорите, что это дело вы раскопали. А менты что ж – сами не доперли?
– У них, как в монологе у Райкина – узкая специализация. Тот эксперт, что след обнаружил, не знал, что это палец левой руки. А тот, что отпечаток по картотеке проверял, не знал, что он с правого косяка выпилен. Ну, а следователю эти подробности и вовсе ни к чему. Личность установлена – и ладушки.
Бердник некоторое время молчит, переваривая сказанное, а затем, словно очнувшись, широко улыбается и разводит руками.
– Ну что ж, мистер сыщик. Спасибо, как говорится, за интересную беседу! Если нас еще судьба когда сведет – буду рад пообщаться.
– Сведет, Константин Михайлович, непременно сведет, и очень скоро. Меня следователь прокуратуры ведь тоже на допрос вызовет, в качестве свидетеля. Так что на очной ставке и встретимся. Ну, а вы к нему прямо завтра с утра и поезжайте. Чего тянуть-то?
– Не понял. – Брови моего собеседника удивленно поползли вверх.
– Суд учтет явку с повинной, – поясняю я совершенно спокойным, где-то даже доброжелательным тоном.
Удивление во взгляде Бердника тут же сменяется злостью, а потом в нем появляется неприкрытая ирония.
– Вы что это – серьезно?
– Разумеется. Если ждать, пока за вами приедут, то ни о каком снисхождении говорить уже не придется. А если явитесь сами, добровольно, и расскажете все, как было, то…
Говоря это, я стараюсь придать взгляду выражение, возникающее в глазах у юного пионера, которому балбес-второгодник предлагает разбить окно в кабинете директора школы. И Константин Михайлович снова выглядит озадаченным. Он не понимает, с чего это я вдруг «включил дурака». А непонимание в подобной ситуации чревато скрытой опасностью.