Главное доказательство

– Это значит, что. – отрываюсь я от снимков, переводя взгляд на моего друга.

– Это как минимум значит, что твой подопечный этот след действительно не оставлял! – перебивает меня тот с видом победителя. – И еще это значит, что твоя новая версия относительно клише, изготовленного с отпечатка его пальца, попадает, похоже, в самую точку. И еще одно. Я знаешь, что подумал? Тот, кто все это подстроил, – то есть настоящий убийца, – располагал только отпечатком большого пальца левой руки Власова. Он сделал с него оттиск, но при этом либо не учел, либо вовсе не знал, что это палец именно левой руки. И когда потом кровью убитого с помощью этого клише оставлял на двери отпечаток, то автоматически сделал это правой. Большинство людей – правши, и для них это вполне естественно.

Я слушаю своего друга, задумчиво прихлебывая кофе, а у меня перед глазами вдруг возникает недавняя картина: мы с Власовым беседуем в камере для допросов. Мне еще тогда, в тот самый день, что-то показалось необычным, неестественным. Что-то несущественное, какая-то мельком схваченная деталь, фрагмент чего-то… Но только вот. чего?

Кажется, я уже говорил вам, что моя мама – искусствовед. Всю жизнь она проработала в Русском музее, посвятив себя изучению творчества передвижников. Мечтая вырастить из своего чада великого рисовальщика, она с ранних лет занималась со мной живописью. Иллюстрации с картин великих, известных и просто хороших художников разных стран и школ сопровождали все мое детство. Восьми лет от роду ваш покорный слуга начал заниматься в детской изостудии Дворца пионеров, где нас пичкали учением о гармонии, сведениями по теории построения композиции, законами цветосмешения и тому подобным. Художником я, в конечном итоге, не стал, но довольно прилично рисую и, уезжая в отпуск, всегда беру с собой этюдник. Опять же, не хвастаясь, могу сказать, что в залах Русского музея чуть ли не с закрытыми глазами отыщу любую картину, знаю, чем отличается голландская школа от итальянской, а по творчеству импрессионистов могу прочитать целую лекцию, причем отнюдь не хуже профессионального искусствоведа. По-моему, никакие знания и умения человеку лишними не будут – кто знает, что и когда может в жизни пригодиться.

К чему я все это говорю? Да к тому, что построение композиции в живописи, равно как и построение кадра в фотографии или кино, подчиняется одним и тем же законам. А у меня чувство композиции развито довольно неплохо. И сейчас я мысленно прокручиваю перед глазами сцену нашей последней с Сергеем встречи. Вот он перелистывает фотографии Бердника, отрицательно качает головой и возвращает их мне. Я открываю блокнот, делаю там очередную пометку. Мы еще немного беседуем, потом я говорю, что вопросов у меня больше нет. В этот момент Власов просит разрешения написать записку Людмиле. Протягиваю ему авторучку и листок бумаги, вырванный из блокнота, и вот Сергей уже пишет, а я деликатно отхожу в сторонку, чтобы не мешать, и закуриваю.

Стоп!!! Кретин – как же я раньше-то не понял?! Вот оно!!! Сидящий напротив с авторучкой Власов как бы отображает меня, но отображает зеркально – я ведь сам парой минут раньше писал в своем блокноте. Зеркально! А это значит, что эту самую авторучку он держит в левой руке. Сергей – левша!!!

Между прочим, ваш покорный слуга мог бы об этом догадаться значительно раньше. Людмила же говорила, что он был в своей команде лучшим левым крайним, а левый край в гандболе – левша по определению. Вот вам снова – внимание к мелочам! Ох, прав был мистер Шерлок Холмс.

– Знаешь, Павел, ты ведь меня этим своим экспериментом с резиновым пальцем основательно в тупик поставил, – подает голос Коротков, о существовании которого я на мгновение позабыл. – Вот я и взял с собой копии всех нужных материалов, чтобы дома в спокойной обстановке поработать. Сам отпечаток в «живом» виде посмотреть возможности не было – его следователю возвратили вместе с заключением экспертизы, осталось только фото. А по снимку разве скажешь что, особенно когда след не очень четкий. И тут вдруг вспомнил, как ты этот фокус с правой и левой рукой проделал, ну, и стал в протоколе осмотра места происшествия копаться. А когда увидел это несоответствие – отпечаток левой руки на правой стороне – и сам попробовал возле двери буквой «зю» постоять, тогда сразу и понял, что тут действительно имитация.

– Почему же твои коллеги раньше на это несоответствие внимания не обратили?

– А как? По закону, еще с советских времен, тот эксперт, который осматривал место происшествия, не имеет права производить исследование изъятых в ходе этого осмотра вещественных доказательств. И какой умник это в свое время придумал? В провинциальных городках, где экспертов мало, на это откровенно плюют. Если из-за каждого пальца в область материал возить, то сам понимаешь, что будет. А мы стараемся это правило соблюдать, чтобы потом не давать адвокатам лишних поводов для формальных придирок. В твоем случае квартиру осматривал эксперт из районного отдела и сделал все очень грамотно. Попробуй он этот след как-нибудь откопировать, то, скорее всего, загубил бы его к чертовой матери. Но эксперт выпилил фрагмент дверной коробки – и правильно сделал. Его главной задачей было этот отпечаток изъять в целости, но, в принципе, по фигу было, левая это рука или правая.

А экспертизу самого выпиленного фрагмента делал уже Шерстюков – здесь вот как раз, в этом самом кабинете. Он палец идентифицировал, и идентифицировал четко, но при этом ему уже по фигу было, где именно этот след нашли. Да и не мог Леха этого знать – ему же только дерево на экспертизу пришло. Главное было установить лицо, оставившее след. Ну, а у следователя, который мог бы, в принципе, все эти факты свести воедино и заметить несоответствие, до этого просто руки не дошли. У него и дело не одно, и бумаг столько, что дай бог все подшить успеть. К тому же – такая улика! Кто мог в крови убитого руку испачкать, кроме самого убийцы?

Я снова вспомнил нашего прапорщика Трофимчу-ка: «Кандидат наук – это вам не мухи нас**ли!» Меня всегда восхищала Димкина способность доходчиво и убедительно аргументировать свои тезисы. «Дайте мне точку опоры – и я переверну Землю!» – заявил Архимед. «Дайте мне тезис, и я его опровергну», – вполне мог бы заявить Коротков. Если бы ему, к примеру, поставили задачу доказать, что не Земля вращается вокруг Солнца, а наоборот – Солнце вокруг Земли, мой друг мог бы на равных сражаться с добрым десятком астрономов, доводя их до белого каления неотразимостью доводов и безукоризненностью логики.

Между прочим, неожиданное осознание того факта, что Власов – левша, заставляет задуматься и еще об одном немаловажном моменте. Я вытаскиваю мобильник и, сделав Димке предостерегающий жест рукой, нажимаю кнопку вызова нужного мне абонента.

– Добрый день, Сан Саныч! Орлов. Не отвлекаю?

– Приветствую, Павел Николаевич! Нет – говорите.

– Я вот о чем подумал. Сергей Власов, как выяснилось, левша. И в этой связи сразу возникает вопрос: что мы имеем по направлению и характеру повреждений на теле Глебова? Могли ли эти удары вообще быть нанесены левой рукой?

– Дорогой мой, да вы совсем прокуратуру не уважаете. Что ж, по-вашему, я не обратил внимания, в какой руке мой подследственный авторучку держит? И с медиками говорил. По характеру повреждений никаких выводов подобного рода сделать нельзя, ибо удары наносились сверху вниз. Угол атаки ни о чем не говорит – там все зависит от того, в какой позиции относительно жертвы находился преступник в это время. А левша он или правша – сказать невозможно. Как там ваше расследование идет, если не секрет?

– Какие же от вас, Сан Саныч, у меня в данном случае могут быть секреты? Продвигается расследование.

– И каковы результаты? Что, Власов действительно не убивал?

– Не хотелось бы вас огорчать, но. нет, не убивал!