Ну, блин, и форс-мажор! Я никогда не считал себя красавчиком и покорителем женских сердец, но факт, как говорится, был налицо – меня кадрят! От такого неожиданного поворота событий в моей бедной бестолковке все смешалось, и я, смирный словно новорожденный телок, не чуя под собой ног от эйфории, буквально полетел вслед за девицей. А она шла, даже не оглядываясь – пребывала в полной уверенности, что никуда я не денусь.
Это был кайф… Точнее – полный абзац. Ее упругое тело уже утратило девичью угловатость и приобрело тот неповторимый шарм и привлекательность, которые отличает хорошо ухоженных, знающих себе цену женщин в пределах двадцати семи-тридцати пяти лет. От нее исходила волна чувственности, бьющая мужиков наповал. Она так тесно прижалась ко мне, что я едва не помер от внезапно пробудившегося желания обладать этой суперсексуальной штучкой. Мы танцевали молча, я иногда ловил ее взгляды, поощряющие к разговору, но мой глупый язык прилип к гортани и не хотел повиноваться.
Она тоже не начинала разговор первой. Так мы протоптались в полном молчании весь танец и я проводил ее с поклоном к бару, чтобы поспешить к своей компании.
– Везет же некоторым… – завистливо сказал Лычок и тяпнул стаканчик красной бурды, гордо именующейся вином.
Оказывается, мои похождения, несмотря на балдежное состояние, сослуживцы заметили и оценили. Естественно, каждый по-своему.
– Развратная дамочка… – брезгливо поморщился Семеныч, но его глаза говорили об обратном – старый хрыч прямо-таки изнывал от желания пообщаться с белокурой красавицей хотя бы недолго и в собственном кабинете.
– Бросьте… – Кокошкина кокетливо поправила свои сожженные "химкой" букли. – Такой и я была… когда-то…
До октябрьской революции, хотел добавить я, да вовремя спохватился – Кокошкина прослыла среди сослуживцев очень злопамятной дамой, особенно когда дело касалось ее женских достоинств. А мне еще с нею работать и работать. По идее…
– Что молчишь? – опять подступил ко мне Сева, раздираемый изнутри мстительнозавистливыми чувствами; вдобавок ко всему, он никак не мог простить мне своих финансовых утрат. – Колись.
– Говорить особо не о чем, – ответил я с непривычным для меня смирением и уступчивостью. – Потанцевали – и все дела. Этот товар мне не по карману. Да и рожей для такой фифы я не вышел.
– Кончай наводить тень на плетень! – Разгорячившийся Лычок снова хлобыстнул очередную порцию пойла – похоже, он решил оприходовать опрометчиво заказанное вино, за которое ему пришлось заплатил из собственного кармана, самолично. – Да она с тебя глаз не сводит! Интересно, чем ты ее взял?
– Посулил покатать на твоем КАМАЗе. Она от водителей без ума.
– Вот брехло… – Сева обиженно надул губы и снова потянулся за бутылкой.
Кто спорит… Блондинка явно шла на тесный контакт. Притом, очень настойчиво. Если бы она знала, настолько он был долгожданен… Год – это много или мало? Смотря для чего. По нынешним временам триста шестьдесят пять дней для завязки амурного романа – это чересчур. А вот касаемо некоторых иных проблем – в самый раз.
– Э-э! Не гони лошадей… – Кокошкина решительно перетащила полные бутылки на свою сторону. – Нам спешить некуда.
– Я утверждаю, что эта девица – оч-чень опасный фрукт… – Семеныч тяжело вздохнул и спрятал в нагрудный карман очки, которые он нацепил, чтобы получше разглядеть блондинистую диву. – Я бы тебе, Геннадий, не советовал с нею связываться. Она себе на уме.
Высказав свою сермяжную правду, Семеныч начал задумчиво ковыряться вилкой в овощном салате – наверное, искал вчерашний день.
Теперь я понимаю, что он был прав. Опыт – великое дело. Если бы молодость знала, а старость – могла. Прописная, замусоленная истина, а поди ж ты – в самую точку.
Мы свалили, когда на часах натикало одиннадцать с копейками. Семеныч лыка не вязал, но держался молодцом – почти не шатался. Сева все-таки нашел какую-то бесхозную кралю и вышел с нею из кафе под ручку. Я пытался на нее не смотреть – уж больно страшная. Как царевна-лягушка, не успевшая сбросить свою зеленую кожу. Совсем пригорюнившаяся Кокошкина, у которой с мужиками получился полный облом, смотрела на Севину подружку с неприязнью, словно та была ей должна по меньшей мере штуку "зеленью" и не собиралась отдавать. На ногах кладовщица держалась крепко. Что и немудрено – редко какой день в складе обходился без приема спиртосодержащего горячительного. Тренировка. А что делать? Склад не отапливается, на улице холодина – чай, не Багамы – вот и приходится согреваться русскими народными методами.
Что касается меня, то я был как огурчик. Маринованный. То есть, находился в состоянии эйфории, что меня не съели сразу и не оставили гнить на грядке, а заключили в стеклянную банку, чтобы стрескать попозже.