Наперегонки со смертью

– Ты кто? – спросила она подозрительно, не пуская меня дальше порога.

– Мне нужна старая одежда, – не стал я вдаваться в подробности и расшаркиваться.

Мандолина окинула меня с головы до ног цепким взглядом и сказала:

– Проходи…

Пока она закрывала дверь на засов, я огляделся. Слева от меня высились полки со всякой всячиной, найденной в кучах мусора, – от зажигалок и портсигаров до вентиляторов и утюгов (чтобы сделать опись всего, что там было, не хватило бы и большой амбарной книги; потому я ограничился лишь теми предметами, назначение которых не вызывало сложных толкований); а справа располагался промтоварный отдел, одежда и обувь, – все поношенное, но почищенное, выстиранное, отутюженное и, касательно обуви, смазанное сапожным кремом.

– Деньги есть? – спросила Мандолина, по-прежнему не расставаясь с топориком.

– Пустой, – ответил я честно.

– Тогда и разговора не будет, – отрезала старьевщица.

– Я бы мог сказать, что заплачу позже, но вы не поверите. Хотя я человек слова. Ну да ладно, бизнес есть бизнес. Потому я предлагаю обмен. Вещи у меня добротные, но мокрые и в грязи. Я, знаете ли, нечаянно угодил в болото. А до города еще чесать и чесать. Я не претендую на что-то шикарное. Мне лишь бы срам прикрыть и чтобы я не замерз. Сейчас ведь не лето.

– Обмен? Может быть… – Немного поколебавшись, Мандолина подошла ко мне поближе и попробовала мою куртку на ощупь. – Кожа…

– Да. И пуловер новый. Только постирать нужно.

– А ботинки?

Фиг тебе ботинки! Это мой талисман, с которым я уже давно не расстаюсь.

– Обувь я оставлю. Она здорово поношена и к тому же успела подсохнуть.

Мандолина думала минуты три. Наконец она подошла к вешалкам, выбрала какое-то барахло и сказала:

– Раздевайся.

Я не стал ожидать повторного приглашения и быстро разоблачился до плавок.

– Пойди умойся, – сказала Мандолина и провела меня в дальний угол, где находился умывальник, стол с посудой, электропечка, железная кровать с пуховой периной и два стула; похоже, будка была и лавкой, и жилищем этой странной мужиковатой женщины.

Кое-как ополоснувшись, я натянул на себя ветхий свитер и обычную, но достаточно новую, хлопчатобумажную робу. На этом обмен совершился и моя экипировка закончилась. Конечно, обменная операция оказалась настоящим грабежом, но я был доволен как слон. Только облачившись в эти обноски, я почувствовал, что согрелся.

– Спасибо, – сказал я, переполненный благодарностью.