– Есть разговор, Николай Иванович, – продолжая скалить зубы, сказал Атарбеков. – На пару минут.
Клевахин, сумрачно кивнув, с неохотой нырнул в салон БМВ, встретивший его мягкой кожей удобного сидения и стереомузыкой.
– Нужно где-то припарковаться… – Следователь повернул за угол и остановился возле продуктового ларька.
– Извините, но я спешу, – угрюмо буркнул майор.
– Сошлетесь на меня, – парировал Атарбеков. – Нам нужно обсудить один очень важный вопрос.
– А не лучше ли это сделать в моем кабинете?
– Думаю, что нет. Лишние уши нам ни к чему.
– Даже так? – насторожился Клевахин.
– Не буду ходить вокруг да около, спрошу прямо: куда вы спрятали девушку, Николай Иванович?
Этого вопроса майор не ожидал. Пытаясь сохранять невозмутимость, он молча смотрел на следователя, лихорадочно соображая как ему себя вести. Атарбеков был очень даже не глуп, и раз он так спросил, значит обладал достаточно достоверной информацией. Неужто Берендеев ему все выложил? Конечно, капитан должен был знакомить следователя со своими наработками, но ведь он видел явное нежелание Клевахина разговаривать на эту тему. А потому, по идее, просто не имел морального права "сдать" коллегу со всеми потрохами. Тем более, что майору показалось при их последней встрече, что они нашли взаимопонимание.
– О чем вы, Темирхан Даудович? – наконец осторожно спросил Клевахин.
– Ну не стоит прикидываться лохом, товарищ майор… ("Волк тамбовский тебе товарищ!" – неожиданно вскипело в мозгах опера.) – Я говорю о Елизавете Атановой, которую вы где-то прячете, – между тем продолжал Атарбеков. – Мне ли вам говорить, что она является очень важным свидетелем в "кладбищенском" деле. Я просто обязан ее допросить. Не так ли?
– Мне это имя ничего не говорит, – упрямо стоял на своем Клевахин. – Вас явно кто-то дезинформировал, – майор этой фразой хотел проверить свое предположение насчет Берендеева.
– По поводу дезинформации следствия – между прочим, с вашей стороны – разговор особый. Но коль уж вы затронули эту тему, то я вас "просвещу", чтобы вы не считали меня круглым идиотом.
К сожалению, в "кладбищенском" деле нормального сотрудничества у нас не получилось. Уж не знаю почему. Я разыскал Усольцева – это раз. Продолжать? Хорошо. Далее, протокол допроса Ватагина – липа.
Почему я так считаю? А потому, что я нашел охранника Кирюхина, некоего Гольцова, которого его дед, небезызвестный вам Андрон, услал от греха подальше – к черту на кулички. И между прочим, с вашей подачи. Он практически слово в слово подтвердил показания Ваты и рассказал, что вы его уже допрашивали. Ловкая рокировка – и протокол допроса Гольцова с легкой руки опера Клевахина превратился в показания ныне покойного Ватагина. Который теперь не может ни подтвердить их, ни опровергнуть.
Гениальный ход. Но зачем? Вы мне не доверяете? Почему?
Крыть железные факты было нечем и майор ответил:
– Мне не хотелось вас подставлять. Все дело в Джангирове и его покровителях. Вы сами говорили: идти против них, это все равно что добровольно лечь под танк. А он фигурирует в моих разработках как одно из главных действующих лиц "кладбищенского" дела. Только, пожалуйста, не нужно этого отрицать! Это все к тому, чтобы, как вы выразились, я не считал вас круглым идиотом. Отнюдь. Все-то вы хорошо знаете, все вам понятно. Главное заключается в следующем: это не я вас дезинформирую, а вы уводите расследование в другую сторону. Я даже не буду спрашивать по какой причине. Как говорится, козе ясно. Но я профессионал и к счастью – или к сожалению – не покупаюсь. Это моя работа, мой долг, который я просто обязан выполнять честно и добросовестно. А теперь возразите мне, если найдете убедительные доводы. – Голос Клевахина подрагивал от едва сдерживаемой ярости.
Джангиров даже изменился в лице. Не выдержав жесткого взгляда опера, он отвернулся, немного помолчал, и сказал: