– Вы не смеете!.. – взвизгнул Усольцев, забиваясь в угол. – Я буду жаловаться!..
– Мы тебя посадим в следственный изолятор к уголовникам… для начала дней эдак на двадцать. Вот ты им и пожалуешься, – издевательски осклабился старлей. – У многих из них, знаешь ли, нетрадиционные сексуальные наклонности, а если тебя как следует подмарафетить, то запросто сойдешь за потрепанную шалаву… конечно, при некоторой доле воображения и непритязательности вкусов.
– Нет! – вскричал побледневший Усольцев.
– Есть и другой выход из ситуации, – вступил Клевахин. – Вы нам расскажете то, что видели на кладбище – подробно! – а мы в свою очередь закроем глаза на ваши прегрешения перед законом.
Только не нужно отпираться. Это по меньшей мере глупо. У нас ваша зажигалка, почтовая сумка и динамит.
А значит и коллекция отпечатков пальцев. Всего этого достаточно, чтобы обвинить вас во всех смертных грехах и отправить лет на семь в тюрьму. Если, конечно, вы не пойдете нам навстречу. Подумайте. Даю вам две минуты, – майор демонстративно посмотрел на часы.
Он почти не врал Усольцеву. Забрать хозяина дома с собой значило потерять важного свидетеля. В следственном изоляторе Семен Антонович не прожил бы и неделю – Клевахин достаточно хорошо представлял кто его противник. Мало того, майор не собирался говорить о существовании Усольцева и Атарбекову – конечно, до поры до времени. Клевахин пока еще не знал, какая нужда погнала мужичка среди ночи на кладбище. Но то, что динамит принадлежал Усольцеву, майор практически не сомневался. И в душе он радовался своей удаче как зеленый стажер – брошенный почти наугад камень угодил как раз туда, куда нужно.
На лице Усольцева гамма чувств сменялась словно в калейдоскопе – от полного отчаяния до жесткого упрямства, свойственного религиозным фанатикам. Клевахин даже начал тревожиться за успех своей задумки – а вдруг Усольцев упрется, что тогда? Истинно верующий и к тому же не нюхавший тюремных щей – это тебе не какой-нибудь урка, его на понт не возьмешь. Можно, конечно, бросить Усольцева в жернова "мельницы" – когда подозреваемого допрашивают сутками без перерыва, меняясь каждые два часа – но все равно не исключено, что конечный результат в итоге будет нулевым.
Наконец Усольцев поднял голову и спросил:
– Что мне будет… за динамит?
– Преступные намерения и свершившееся преступление – разные вещи, – ответил Клевахин. – Мы оформим вам явку с повинной и чистосердечное признание. В тюрьме вы сидеть не будете – это точно.
– Ладно… – мужичок сморщился, будто намереваясь заплакать. – Я расскажу… все расскажу…
Клевахин облегченно вздохнул.
Глава 10. "Стрелка"
Балагула оказался прав – Чингиз, этот сукин сын, все-таки осмелился назначить "стрелку". И кому!?
"Положенцу", назначенному братвой для надзора над городом, вору "в законе", одному из главных авторитетов страны. Ну погоди, козел кастрированный!
Базуль не находил себе места от ярости.
– Этого пидора короновали в зоне на вора "в законе" всего лишь за хороший подогрев,[16] а мне пришлось в общей сложности оттрубить у хозяина[17] двадцать девять лет! – орал он, брызгая слюной, прямо в лицо Балагулы. – И теперь этот хмырь болотный думает, что он мне ровня!?
– Федор Лукич, не нужно пороть горячку, – ничего не выражающие глаза Балагулы смотрели на Базуля не мигая. – Придет время, и мы этого Чингиза…
– Оно уже пришло! – перебил его "положенец". – Чингизов кодляк давно нужно было пустить на распил. Это ты виноват, все меня отговаривал не заводить толковище. – Неожиданно он хищно прищурился и с подозрением уставился на своего помощника. – А может, друг сердечный, ты все эти мансы не по глупости и наивности мне в уши вкладывал? Может, уже ссучился и хаваешь из другой кормушки?