Харбинский экспресс-2. Интервенция

22
18
20
22
24
26
28
30

Надо сказать, что титулярный советник за время странствий (и неожиданно для себя) к коту привязался. И потому решил: безвинно пострадавшего немедля лечить. Только как?

Ну, прежде всего промыть и как-нибудь обработать рану. Однако выяснилось – проще сказать, чем сделать. Мучился-мучился, но ничего толком не вышло. Зигмунд орал, рвался и в конце концов удрал. Да еще притом поцарапал руку, негодяй, до крови.

Вот они, благие намерения!

* * *

Проснулся Клавдий Симеонович от того, что кто-то тряс его за плечо. Открыл глаза: Кузьма стоит рядом, свечку прикрывает ладошкой. А за ним еще чья-то фигура виднеется, только лица-то не разобрать.

Клавдий Симеонович вскинулся, сел, протер глаза:

– Которой час?

– Уж первый петушок пропел, – сладким голосом ответил Кузьма. – Пора.

Потом чуть посторонился и сказал со всем возможным почтением:

– Вот он, матушка-богородица. О нем я и сказывал.

Фигура из-за его спины шагнула ближе, и Клавдий Симеонович увидел высокую худую женщину в камилавке – длинной, до полу. В полутемной избе лицо ее с горящими глазами напуганному титулярному советнику и впрямь показалось библейским.

Женщина пару минут молча изучала его. (Ладно, догадался лечь спать в одежде. Хорош бы сейчас был без порток!) Потом сказала:

– Кормщик наш тебя видеть желает. Идем с нами в соборную.

Пожгла еще глазищами, развернулась – и к выходу. А Кузьма наклонился, шепчет:

– Давай-давай, касатик. Слыхал, что сказывала богородица-матушка?

Удерживаясь, чтоб не закряхтеть, Клавдий Симеонович поднялся. Натянул сапоги (совсем не высохли, надо было к печке поставить) и поплелся к выходу. Знакомиться с кормщиком не было никакого желания. Если он таков же, как и сия «богородица», – не приходится ждать особенного радушия. Профессиональное чутье подсказывало Сопову: шутки кончились. Кормщик – это вам наверняка не слюнявый Кузьма. Приготовил небось новичку испытание. Которое тот вряд ли выдержит, потому что никакой Клавдий Симеонович не хлыстовский поборник.

В общем, говорят в народе: попал карась в нерето – не выскочит.

Во дворе, едва шагнули с крыльца, под ноги метнулась косматая тень. Но Кузьма только цыкнул, и тень отскочила, шаром покатилась за угол.

«Должно, тот самый Мамай», – подумал Клавдий Симеонович. Хотя и было темно, он таки оценил размеры пса. Получалось, что Мамайчик будет величиной с хорошего волка. А, значит, не шутил Кузьма и не пугал понапрасну.

«И что из этого следует? А вот что: народ здесь серьезный. И слов на ветер они не бросают».

Вышли за плетень, двинулись по улице.