Болевой прием

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хватит! – взвыл наконец пленник, и я тут же перестала выкручивать его ухо.

– Что вы должны были здесь получить? Точнее, кого? – задал вопрос Сергей.

– Одного человека... Он должен был быть... Ну, обколот, одним словом, но улыбаться должен все время. Наша задача была его охранять, довезти до аэропорта, погрузить в самолет, потом... – пленник внятно произнес название одного из арабских государств, где, по сведениям многих разведслужб, находились базы террористов.

Сергей, не в силах сдержать своих чувств, по-мужски хлопнул меня по плечу.

– Как тот человек должен был выглядеть? – продолжила я.

– Обколотый, заторможенный, ну как пьяный... Фотография в левом кармане.

Тьфу ты, черт! Забыли его как следует обыскать. И тех, что остались наверху, тоже. Всего в спешке не предусмотришь, а ведь у остальных тоже, скорее всего, были фотографии, чтобы вместо оборонщика не подсунули кого другого... Фотография оказалась совсем маленькой, но на ней, вне всяких сомнений, был изображен Павел Шорников. На обратной стороне, совсем крохотными буквами, по-русски было написано – рост средний, шов на животе, справа.

– Это от аппендицита, недавно вырезали, – кивнул головой подполковник, когда я протянула ему фотографию. – Ты был в отряде Гамаля? – тут же спросил Сергей пленника.

Тот замялся. Потом, сплюнув, кивнул головой. Мол, все равно в скором времени все выясните. Он думал, что его сейчас повезут в тюрьму, в Лефортовский изолятор ФСБ, там перевяжут затылок, сделают обеззараживающий укольчик, накормят ужином и уложат спать на свежее белье... Потом явятся адвокаты, журналисты, правозащитники кучеряво-картавые.

Но вместо всего этого Хмурый молча вскинул свой бесшумный ПП и выстрелил гамалевскому боевику в голову.

– У меня был приказ уничтожать террористов из группировки Гамаля, – убирая оружие, пожал плечами подполковник. – Его никто не отменял.

Гостиницу мы покинули без приключений, на попутной машине добрались до ближайшего города, там быстренько сели в электричку и проехали пару остановок в противоположном от Москвы направлении. Возможно, это были лишним, но того требовали правила конспирации. Затем добрались до автовокзала и внимательно изучили расписание автобусов, выбрали маршрут, который шел в обход населенного пункта, вблизи которого находился охотничий комплекс. Автобус этого маршрута должен был взять курс на столицу через сорок с лишним минут; чтобы скоротать время, я купила какую-то газету. Развернула ее, наугад выбрав страницу, и мне тут же попалась статья про воздушно-десантные войска. Точнее, это была не статья, а солдатское письмо с комментариями какого-то журналиста. В самом начале он сообщил, что нижеизложенное написано солдатом-контрактником по просьбе главного штаба ВДВ. Солдатское письмо было написано с весьма оригинальной орфографией и пунктуацией:

«Наш полк очень зноменит. Он участовал в Виликой отечиственой войне, также участвовал в Овганистане да и сегодня унас идут в Чиченской респуплике мистами схватки где наш полк один из лучших выполнял и выполняет Задачи! Служба в ВДВ – это сила. Я мечтал сюда попасть и я попал. Офецеры в нашем полку очинь внимательные и строгие. Здесь как один колектив взвода друг другу помогает в службе, да и так по личным трудностям и по марали. У нас новая казарма. Все есть. Вода горяча, как на Гражданке. Бывает полевой выход, это очень интиресно, живем в палатках. Я подписал контракт в ноябре месяце, платят хорошо. Можно реально накопить деньги, потомучто здесь их не куда тратить. Ладненько, до свиданья, всем привет!

Рядовой Иван Жуков».

Читая такое письмо, я несколько раз усмехнулась. После письма журналист сообщал, что на его обратной стороне были мелкими печатными буковками написаны следующие слова: «Последнее – неправда. Простите...» Далее журналист желчно ерничал над армией и десантниками-контрактниками в частности. Я не удержалась и протянула статью Сергею. Тот быстро пробежал ее глазами и, как я, усмехнулся, но, в отличие от меня, невесело.

– Молодец, боец! – только и произнес подполковник. – Не струсил. Настоящий десантник!

Я не смогла сдержать усмешку, на сей раз не без едкой иронии. В самом деле, храбрый парень Ваня Жуков.

– Чего смеяться? – Сергей мгновенно стал угрюмым, неспособным к юмору. – Мне такой пацан дороже сотни образованных. У меня вот в подразделении было... Я тогда еще ротой командовал. Брали мы один горный укрепрайон. Вертушки нам в помощь были приданы, да только первый же вертолет, который попытался сесть на гору, боевики расстреляли в упор из автоматической пушки. Сумели-таки через какую-то продажную сволочь вооружиться. Одиннадцать солдат, офицер и три летчика – «двухсотые». Десантирование с вертолетов отменили, хватило у командования ума. Моей роте приказали подниматься в гору своим ходом. Делать нечего, взяли в соседнем низкогорном селении осликов, которые паслись и ни о какой войне не думали, загрузили на них тяжелое вооружение, боеприпасы. Ослики, они к горам привычны, но как за тысячу метров поднялись, стали они у нас на глазах в самом буквальном смысле дохнуть. Ушки прижимают, глаза закатывают, пищат жалобно... А на войне, Евгения, животных почему-то жальче, чем людей, такой вот парадокс! Ничего я своим бойцам говорить не стал, но как-то все они, не сговариваясь, молча разгрузили бедняг, все на себя взвалили и вверх. Станковые пулеметы, минометы, ящики с боеприпасами, все-все до самого верха солдатики восемнадцатилетние тащили. Матом осликов поминали периодически, но задачу выполнили. Такие вот рядовые Иваны Жуковы. Не ерничай над ними больше, ладно?

– Извини, – отозвалась я.

– Как-то отделение таких вот Иванов попало в засаду к Гамалю, – продолжал Сергей угрюмым голосом.