– Машенька, я очень занят! – увидев на пороге дочь, всплеснул руками Ширман. – Может быть, подождешь часик-другой?
– Хорошо, – на радость отцу неожиданно согласилась дочь. – Посмотрю на Шпазму, потом съезжу в детское сюр-кафе, а потом вернусь к тебе.
– Замечательно, – кивнул Ширман. – Итак, друзья мои! – Иван Эмильевич обратился ко всем собравшимся в кабинете. – Для начала – приятное, потом – полезное! Начинай! – Ширман щелкнул пальцами топтавшемуся у дверей шуту.
Тот начал с уже традиционной программы. Для начала покосился на Машеньку, но когда Ширман сделал разрешающий жест, прочитал матерный стишок. Затем была включена музыка в стиле СКА, и шут начал отбивать под нее чечетку.
– А где Хрюша? – перекричав музыку и долбление в пол, поинтересовалась Маша.
– Хрюша! – позвал, хлопнув в ладоши, Иван Эмильевич.
Музыка тут же смолкла, а шут опустился на четвереньки и буквально врезался носом в ковровую дорожку на полу. Казалось, он готов был разрыть носом его лакированную поверхность. Шут хрюкал и тряс головой так неистово, что один из бубенцов сорвался с колпака и закатился под стол, за которым восседал Иван Эмильевич. Тот, похоже, не обратил на это никакого внимания. Шут же продолжал трясти головой и терзать носом покрытый дорожкой пол.
– Достаточно! – скомандовал, взглянув на часы, Ширман.
Шпазма поднялся с пола, поправил колпак. Однако дочь Ивана Эмильевича желала продолжения.
– Шпазма! Посвинничай еще! – требовательно-капризным тоном произнесла Машенька.
Круглые птичьи глаза Шпазмы умоляюще посмотрели сперва на девочку, потом на ее отца. Видно было, что шут устал.
– Маша, а волшебное слово? – напомнил дочери Иван Эмильевич.
– Шпазма, посвинничай, пожалуйста, еще! – попросила Маша.
При всех изъянах воспитания дочка Ширмана оставалась вежливой девочкой.
«Надо же, моя дочь под стать Александру Исаевичу Солженицыну обогащает великий и могучий русский язык новыми словами! – искренне восхитился дочерью Ширман. – Солженицын придумал глагол „угреться“, а Машенька не менее интересный глагол „посвинничать“... Любого мальчика, любого мужика ей куплю, какого в скором времени захочет...»
Шут вновь присел на четвереньки, захрюкал, уже в который раз стал носом рыть бархатную ковровую дорожку.
– Машенька, Шпазме надо отдохнуть! – урезонил дочь Иван Эмильевич. – Ему в ближайшее время предстоит сложная хирургическая операция.
Маша раскрыла рот, а шут перестал рыть ковровую дорожку и с опасением, снизу вверх посмотрел на Ширмана. Про хирургическую операцию он слышал впервые.
– Какая операция? – спросила наконец Машенька.
– Липосакция, – ответил Ширман. – Знаешь, что это такое?