Десантура разминается

– Как видишь... «Амнистия» не прошла, Коля. Здание тушат пожарники, из заложников шестнадцать спасены, двое погибли, как только прогремели взрывы. А вот из тех, кто был в кабинете Ширмана, не уцелел ни один.

– И... сам?

– Не могу сказать. Пока не знаю. Но ребята из «Альфы» нашли в его кабинете лифтовую шахту, ведущую под землю. Сейчас там работают два боевых отделения.

«Амнистия не прошла!» – закрыв глаза, повторил самому себе Водорезов. Он не потерял сознание, просто очень устал и хотел спать...

Бывшая Шпазма в этот момент находилась в десятках тысяч километров от границ России, по другую сторону океана. Сообщение о новом крупном теракте в Москве она услышала в вечернем выпуске новостей. Там же сообщили о гибели Ивана Эмильевича Ширмана, правда, не стали уточнять, что его труп был обнаружен в подземном тоннеле. Бывшая Шпазма на радостях заказала себе в номер сразу три бутылки мартини и виски. И еще сегодня поздним вечером ее должен был посетить смуглокожий высокий мальчик, работающий в гостинице носильщиком, а по совместительству выполняющий и некоторые другие прихоти обитателей (в основном обитательниц) многозвездочного отеля.

Что ж, как говорится – не зря шут бубенцами тряс.

Николай выписался из госпиталя спустя две с половиной недели. Ему еще предстояли массажные процедуры, которыми в совершенстве владела Алла Григорьевна. При выходе из госпиталя Водорезова встречали Петр Ручьев, Алла, Любовь Николаевна Дмитриева и выписавшийся из госпиталя МВД на день раньше Николая муровец Гриша Мартынов. Сократ Иванович находился на каком-то экстренном совещании – руководство ФСБ приняло решение вернуть генерал-лейтенанта Прохорова в свои ряды.

Петр уходил последним из квартиры Аллы, где проходил торжественный ужин по случаю выздоровления подполковника Водорезова. В коридоре, перед дверью, он чуть замешкался, словно хотел сказать Николаю что-то важное, но не решался при посторонних. Однако даже когда все ушли и Алла отправилась на кухню убирать посуду, Петр лишь пожелал Николаю скорейшего возвращения в строй.

Уже выйдя на улицу, Ручьев окончательно убедился, что решение ничего не рассказывать Водорезову было правильным. Позавчера, в восемь вечера, в снимаемой Ручьевым квартире раздался телефонный звонок. Петра трудно было чем-то удивить, но, услышав в трубке голос лейтенанта Красова-Крафта, он готов был прыгать до потолка. А уже через час Петр сидел за одним столом с ним и полковником Гнедичем.

– Сумели, знаешь ли, отсидеться во время взрыва в одном узеньком месте, – рассказывал Валерий Арнольдович. – Вот что, Петр. На днях заключительная акция «зондеркоманды».

– Что за акция? – спросил Ручьев.

– Нужно поставить точку в операции «Амнистия».

– Ты хочешь сказать...

– То, что ты слышал, – перебил его Гнедич, – кое-какие сведения имеем и, как сам понимаешь, не из пальца высосанные.

Задавать лишние вопросы было не в традициях спецгруппы.

– Водорезова привлечь? – задал вопрос по существу Ручьев. – Он послезавтра из госпиталя выходит.

– Не стоит, – покачал головой Гнедич. – Он хороший мужик, но никогда не был с нами. Не нужно ему это, так уж богом, видать, задумано. Однако в качестве зрителя я бы его привлек, – Валерий Арнольдович заговорщицки усмехнулся.

– Как скажете, – проговорил Петр.

– Это будет последняя акция нашей спецгруппы, – Гнедич вновь посерьезнел. – Потом, на правах командира, я распускаю группу. Решение окончательное и обсуждению не подлежит! Майор Ручьев, двое суток вам даются на отдых, потом приступаем к завершению операции «Амнистия».

Сейчас на исходе были вторые сутки, но у Петра еще было время, чтобы приятно провести его в компании кудрявой независимой журналистки Клары Форрест.