– Ну, тогда другое дело, – усмехнулся Родионов. Сам он предпочитал работать без оружия и только в самых редких случаях брал с собой небольшой «бульдог» самой новейшей марки, так, попугать, ежели что. Потому как путать благородное ремесло вскрывателя несгораемых шкафов и сейфов с мокрухой он считал самым наипоследнейшим делом. Он никогда еще не стрелял в людей и не намеревался делать это и впредь. В отличие от Митрофана, за душой коего числилось несколько успокоенных им навечно людей.
Подошла крытая двухместная пролетка.
– На Большую Дмитровку, дом Стрешнева, – сказал Савелий, усевшись рядом с Митрофаном.
Щеголеватый «ванька» кивнул и залихватски свистнул. Когда пролетка тронулась, к тому месту, где Савелий с Митрофаном дожидались извозчика, подошел неприметный человек с невыразительным лицом мелкого чиновника, такое можно встретить в любой из московских канцелярий, и долго смотрел вслед пролетке, покуда она не скрылась из виду.
Глава 3
ФИЛЕР
– …а затем означенный Савелий Родионов, взяв извозчика, отправился к себе на квартиру на Большой Дмитровке.
Исправляющий обязанности полицмейстера пристав Тверской части Херувимов промокнул лысину платком и шмыгнул носом.
– Что с вами? – спросил обер-полицмейстер. – Вы больны?
– Инфлюэнца, ваше превосходительство, – ответил Херувимов, как учили, поедая глазами начальство.
– Хорошо, продолжайте, – сказал начальник полиции Первопрестольной.
– Это все, господин генерал. Услышав из их разговора с извозчиком, что фигурант направляется к себе на квартиру, наш агент прекратил наблюдение.
Херувимов снова промокнул лысину вышитым батистовым платочком и воззрился на генерала.
– А зачем Родионову понадобилось встречаться с этим американцем, как его?.. – пощелкал пальцами обер-полицмейстер.
– Берком Гендлером, – подсказал Херувимов.
– Да, Гендлером?
– Выясняем, господин генерал. За Гендлером тоже установлено наблюдение.
– Хорошо, свободны, – произнес обер-полицмейстер и обернулся к портрету государя. Император Николай смотрел строго, как бы говоря взглядом: «Выяснить немедленно!»
Оперативное совещание у обер-полицмейстера закончилось. Напольные часы показывали десять тридцать утра. С этого времени, собственно, и начиналась у полицмейстеров живая работа.
Вообще, каждое утро московских полициантов начиналось с обстоятельных докладов. В семь часов утра городовые докладывали о происшествиях за сутки околоточным. В восемь часов околоточные надзиратели спешили с докладами к приставам полицейских частей. В девять частные приставы отчитывались полицмейстерам, а те, в свою очередь, должны были не позднее десяти часов явиться с докладами к обер-полицмейстеру. Последний же, если была необходимость, по принятии докладов от полицмейстеров отправлялся в Департамент полиции. Такой порядок был заведен почти три десятка лет назад покойным Вячеславом Константиновичем Плеве в бытность его директором Департамента полиции и с тех пор соблюдался неукоснительно.