– Это как? – почти прошептал бедный сотрудник прокуратуры.
– Господин следователь, мы ведем речь о собаках, а не о людях. – В говоре Виолетты для вящей солидности появился немецкий акцент.
– Вот сучка! – восхитился Пащенко. – Если бы не эта маленькая стерва, не было бы всего того, что произошло за последние три недели!
Следователь взял себя в руки и снова настроился на деловой лад:
– Как вы оказались в квартире десять по улице Мебельная?
Адрес, в который она прибыла, был дан ей в Германии на международной выставке в Вене! Ну, если та старуха с неходячим дедом – профессиональные заводчики немецких овчарок, тогда я – пророк Моисей.
– Только не десятая квартира, а…
– …двенадцатая, – окончил за нее Вадим.
– У нас есть все основания предполагать, что вы говорите неправду. – Следователь откинулся на стуле. – Повторить вопрос?
– Я подданная Германии. Требую, чтобы во время производства допроса здесь находился германский консул!
Испытанная отмазка для всех «грязных» иностранцев.
– Извините, но правительство Германии почему-то не хочет открывать свои представительства в таких городах, как Тернов, Бодайбо и Зюзя. Где я вам консула возьму? – Следователь повесил на лицо издевательскую усмешку. – Нужно было по вопросам (он склонился над протоколом) ин…бри…динга ехать в Москву или Санкт-Петербург.
– А адвокаты есть в таких городах, как Тернов и Зюзя?
– Обязательно. Но в выходные дни найти их не представляется возможным. Придется допрос отложить до завтра. Поставьте подпись в подписке о невыезде…
Все. Уже сегодня Виолетты Штефаниц не будет в Тернове. Однако мне на это совершенно наплевать. Теперь это дело следствия. А моя задача – найти Ступицына. В том, что это он застрелил Шилкова, теперь уже нет никаких сомнений. Не знаю почему, но я верил Гурову. По крайней мере, он говорил правду там, где ее можно было укрыть. И эта правда была не в его пользу. Он, конечно, законченный негодяй, но сейчас я ему верил. И не мое дело, как сейчас следствие будет снимать показания с Виолетты. Опыт международного общения у прокуратуры есть – кому, как не мне это знать! – так что пусть голова болит у городского прокурора. А я чист и перед Виолеттой, и перед органом надзора. Первой я спас жизнь, второму передал все нити для расследования преступления.
Скатертью дорога, как говорят в Зюзе и Тернове…
Глава 11
Сейчас, когда я вспоминаю свои сумасбродные новосибирские подозрения относительно Пермякова, мне становится стыдно. Словно лишенный разума, я бросался тогда из крайности в крайность, подозревая то Вадима, то Пермякова. Но именно они остались верными мне до конца. И теперь, когда я сижу на кушетке рядом с женой следователя, мне почему-то очень хочется повиниться. Не потому, что лежащему на операционном столе другу, словно по взмаху волшебной палочки, станет легче, а для самоочищения. Пермяков не думал о том, кто прав, а кто виноват, когда лез на балкон. И не выгадывал, вставая на пути убийц. Он просто делал свое дело. Рутинное, нудное мужское дело. Наверное, именно он в тот день оставался
– Ничего, ничего! – рубил ладонью воздух, шагая по коридору, Пащенко. – Ничего! Он парень крепкий, у нас в команде защитником играл! Ты помнишь, Струге, как он играл?! Ага! Всем бы так играть! Нападающих с поля сносил, только свист стоял! Ничего, все нормально будет…
Мы уже два часа находились в больнице вместе с Мариной – женой Пермякова. Только она, в отличие от нас, сидела на этой кушетке уже сутки. Мы принесли ей сок и вареную курицу с хлебом, но пакет так и остался стоять под кушеткой. Она молчала и глазами, полными слез, смотрела на дверь палаты.