Теперь этот арабист лежал между шестнадцатой и семнадцатой рельсами, напоминая своим видом человека, перед носом которого сорвали банк. Какой-то подонок расстрелял гражданина Ефикова из автомата Калашникова калибром 5,45 мм и растворился в пахнущем креозотом воздухе железнодорожного вокзала. Вот такая история. Операция «Перехват», как и положено в девяносто девяти случаях из ста подобных, не дала никаких результатов. И вот сейчас, спустя три часа, взору двух милиционеров из вневедомственной охраны предстал совершенно невменяемый молодой человек – владелец «Мерседеса» и автомата Калашникова. Последний имел калибр именно 5,45.
– Что делать, Саня?..
– А что теперь делать?! Мать твою, вляпались… Теперь придется отрабатывать тему до конца и по всем правилам.
Младший нервничал заметно больше. Но это не мешало ему думать о том, как совместить приятное с полезным.
– Как ты думаешь, Сань, что нам теперь за это будет? Медаль?
– Если вот так – то ничего, – выдавил старший, рассматривая спящего под колесами их «Жигулей» Витальку. – А если скажем, что мы его гнали и при этом он отстреливался от нас из пистолета, который потом скинул, тогда…
Воровато оглядевшись вокруг, он подошел к своей машине, резким ударом сложенного автоматного приклада выбил левое окно форточки; потом обошел машину и выбил правое.
Машина уставилась в темноту ослепшими глазами…
Миновав Кускова, сержант прошел внутрь универмага, намотал на ствол своего автомата одну из пол пальто и очередью из двух патронов прострелил колесо и левую заднюю дверь иномарки.
– Вот теперь, может быть, что-нибудь будет.
Вытянув из «слепой» машины переговорное устройство, он взволнованно и быстро сообщил на пульт дежурного о том, что попал в перестрелку, но сопротивление преступника сломлено и он обездвижен. Потом успокоил, что живы все. И свои, и чужие.
Следом очередь удивляться наступила для директора универмага и для дежурной части райотдела.
О применении оружия можно было сообщить еще и прокурору, как того требует закон, но сержант побоялся переборщить. Что-то ведь он должен сейчас сделать неправильно… Иначе нельзя – когда человек в шоке после стрельбы, он обязательно что-нибудь забудет. На то он и шок.
Глава 1
Седьмого июня у Антона Павловича Струге, судьи Центрального районного федерального суда города Тернова, был своеобразный юбилей. Есть даты, обойти вниманием которые просто невозможно. Годовщина свадьбы, день рождения, рождение ребенка – это то немногое, из чего люди составляют, словно карточный домик, свою судьбу. По причине того, что этих дат никто из окружающих, если им не освежить память, не вспомнит, приходится обвешивать себя объявлениями, состоящими из приглашений.
Вы знаете, сегодня ровно пять лет, как я… Да, как я заметил, как прекрасен мир. И сегодня – ровно пять лет с того момента, как я выплыл на середину реки и смотрел на оранжевое солнце до тех пор, пока над водой не повисла полная темнота. Приглашаю на пикничок…
Вы не поверите, но нынче тридцать девятая годовщина моего рождения. Не кругло? Это вам не кругло, а мне очень даже подходяще. Ровно год до того дня, когда первая цифра в моем возрасте снова увеличится. А сорок лет у нас, у русских, с особым шиком не отмечают. Уже две тысячи лет, как дата неподходящая.
Юбилеи Струге не любил, справедливо полагая, что они неотвратимо приближают человека к тому моменту, когда в его жизни случится праздник, веселья которого юбиляр уже не увидит при всем желании. Да и дата вчера приблизилась не ахти какая – десятилетие миновало с той поры, когда Антон Павлович впервые в жизни надел на свои плечи мантию. Десять лет отправления правосудия… Кто-то скажет – судейства. Но судейство может быть только в футболе. И такое судейство следует принимать столь же безоговорочно и смиренно, как смерть или бесконечный дождь. Работать без права на ошибку – это слишком. Такое право должно быть у каждого судьи, главное, чтобы это право не превратилось в стиль.
К десятилетию юбилея судебной практики Струге с удивлением для себя обнаружил, что многие классики литературы пишут о нем. Точнее, не об Антоне Струге, а о том, чем он занимается. Ткни пальцем в любую строку первой снятой с полки книги. Надо только правильно интерпретировать написанное или правильно заменить слова.
«Любить иных – тяжелый крест», – замечает Пастернак. Заменить «любить» на «судить» – и вот уже в творчестве автора просматривается новая веха. Есть какая-то уверенность в том, что Пастернак знал, о чем писал.
ebooksa