Тюремный романс

22
18
20
22
24
26
28
30

– А ничего, – отвечал из дома Пащенко. Он то и дело из чего-то прихлебывал – наверное, из чашки с микстурой от сотрясения. – Гонов пропал. Ни в отделе его нет, ни дома. Молодая жена в шоке. Ребята из уголовки ее поспрашали, пользуясь трансовой простодушностью, она сказала, что муж ушел вчера в магазин, после чего дома не ночевал. А не ночевал дома он лишь тогда, когда был на очередном или внеплановом дежурстве. Подобных заскоков с мужем не происходило никогда.

– Ну, это она сказала, – попробовал отрезать Струге. – Сколько их, бедолаг, по чужим бабам теряется?

– В трико и сланцах? – с сомнением возразил Пащенко. – А еще жинка сказала, что за последние две недели они умудрились приобрести видеокамеру, отдать часть долга за квартиру и окончательно расплатиться за машину, купленную два месяца назад опять-таки в долг. Одним словом, дела у Гонова в этом месяце шли на удивление успешно. То же самое можно сказать и о покойном Зелинском. Этот парень был более рачительным, поэтому из ящика его мебельной «стенки» опера выудили ни много ни мало, а двадцать тысяч долларов. Если сравнить находку с показаниями супруги Гонова, то начинает просматриваться логика. Что-то около этой суммы потратили и они.

– Ты Сашке посылку заслал?

– Да. Сегодня днем. Слушай, Струге, завтра выходной, время перед понедельником есть. Я думаю, что кое-какие мелочи должны всплыть. Во всяком случае, в Терновке. «Рыболовы» туда уже подтянулись…

Слыша лишь прерывистое дыхание судьи, Пащенко немного сбросил обороты.

– Антон, видишь, как оно получилось… Жалко Рольфа, конечно. Я так привык к этой бестии… – Сказал и тут же осекся. А Струге Рольфа не жалко? А он не… привык? Поняв, что говорит слова, от которых Струге станет еще хуже, он повел в обратном направлении. – Но надо жить. Нужно в очередной раз попробовать выдержать.

– Я о Сашке думаю. Он уже почти неделю там.

– Он тоже выдержит…

Пермякова запросили на выход в начале одиннадцатого. Значит, Кормухин появился в изоляторе около десяти. Приехал на работу, побывал на совещании – обязательном ритуале в понедельник для всех правоохранительных органов, доложил Пащенко или Старику о текущем плане, первым пунктом в котором был очередной допрос зарвавшегося транспортного зампрокурора, и прибыл. По всей видимости, полученная тут же взбучка не оставляла Кормухина в покое, и он, вооружившись обидой и очередным компроматом, решил свое взять и его, Пермякова, добить.

А в тот момент, когда Александр усаживался на прикрученный табурет напротив «важняка» из областной прокуратуры, Яшка Локомотив усаживался в кабинетное кресло своего загородного особняка. И ему тоже было с кем поговорить.

Сорока и Подлиза полчаса назад привезли Гонова. Привезли в том виде, в каком он был в момент «задержания». Спортивная майка с изображением кенгуру, заправленная в трико. На ногах – спортивные сланцы, в руках – пакет с литром молока, булкой хлеба и граммами пятистами колбасы.

– Оголодал? – поинтересовался Яша.

– Да ты знаешь, сунулся с утра в холодильник, а там мышь повесилась. Пришлось в гастроном бежать. А что за спешка, Яша?

– Никакой спешки, – пояснил Локомотив. – Спокойно выехали, нашли и привезли. Я вот что хотел спросить, Миша… Ты с подельником своим по убийствам Зелинским когда в последний раз виделся?

– В четверг. – Такое узко квалифицированное определение связи Гонову сразу не понравилось, однако возражать он не стал. – А что?

– Ничего особенного, если не считать, что кто-то из вас двоих языком метет, как помелом. Тебе Зелинский перед… перед четвергом о Кускове ничего не говорил? Мол, встреча была? Мол, разошлись, как старые товарищи? Дескать, пришлось чем-то пожертвовать да рассказать, как на самом деле события развивались шестого июня?

Гонов покраснел. Все люди, едва успев попасть в экстремальную ситуацию, сразу делятся на три категории. Первые при выбросе адреналина бледнеют, вторые краснеют, а наркоманы продолжают смотреть перед собой. Гонов краснел, что сразу ставило перед ним преграду в желании солгать.

– Ты что залился, как помидор? – сквозь прищур посмотрел на милиционера Яшка. – Смотри, Подлиза, он созрел.

Грошев, приняв обращенную к нему фразу как руководство к действию, тут же смел Гонова со стула.