– ДСП? – пробормотал я, мучительно хмуря лоб. – ГСМ? ЛСД?
– Не стоит себя утруждать, – усмехнулся неслышно возвратившийся Геша. – Владимир Феликсович партию давным-давно реорганизовал и переименовал. Пэ-Эр – так она называется теперь. Всего две буквы, Бодров. Думаю, тебе это будет несложно запомнить. – При этом он посмотрел на меня так, словно сильно сомневался в моих умственных способностях.
– Пэ-Эр? – переспросил я. – Насчет «П» мне все ясно, вот она. – Я ткнул пальцем прямехонько в щель, зияющую на обложке порнографического издания. – А что означает «Р»? Расширенная? Или, может быть, рабочая?
Геша поморщился, словно его заставили понюхать что-то непотребное, и сухо сказал:
– Новая партия Дубова носит название «Патриот России». Не забывай, что он является ее лидером и его могут оскорбить твои идиотские каламбуры. Тебя проводят к нему через… – он сверился со своими часами, – …сорок минут.
– И какая программа намечается потом?
– Это зависит от твоего поведения. Мы увидимся снова в любом случае. – Геша мечтательно улыбнулся, прежде чем добавить: – Знаешь, Бодров, я очень надеюсь, что боссу ты не понравишься точно так же, как не нравишься мне.
С этой светлой мечтой он удалился, но меня еще некоторое время не покидало ощущение, что я выслушал не человеческую речь, а зловещее завывание ветра в трубе.
Мое вынужденное одиночество скрасил молодой душой человек, почти сорокалетний возраст которого компенсировался бейсболкой, лихо развернутой козырьком назад, и легкомысленными очечками с оранжевыми стеклами. Под его джинсовой безрукавкой угадывалась пухлая безволосая грудь. Когда подобной обзаводятся десятилетние девочки, одноклассники начинают запускать им за пазуху нетерпеливые руки.
Вначале я принял его за такого же посетителя, как я сам, но по поведению подобравшихся охранников догадался, что вижу перед собой человека, не последнего в этом доме. Развалиться на диване с такой вальяжностью не сумела бы даже дорогая шлюха или дешевая поп-звезда.
Не обращая на меня никакого внимания, незнакомец с остервенением поскреб джинсы между ногами, прихватил со стола шведский журнальчик и вновь откинулся назад. По мере того как до него доходило, что именно красуется перед самым его носом, зрачки за оранжевыми стеклышками постепенно темнели и расширялись. Я уж решил, что этот тип опять примется чесать свою промежность и не успокоится, пока там не пройдет зуд, но в это мгновение журнал трескуче разорвался на две половины, и они разлетелись в диаметрально противоположных направлениях. Для этого возмущенному незнакомцу было достаточно взмахнуть руками, как крыльями. Получилось очень похоже на индюка, которому поддали ногой под зад.
– Кто выложил на стол эту гадость?! – пронзительно заверещал он.
Можно было предположить, что вопрос адресован мне, но на него откликнулся один из охранников:
– Ваш отец распорядился. Сказал, что людей интересуют только деньги, секс и политика.
– Да? – вздорно осведомился блюститель нравственности. – Где же тогда деньги?
– Там лежали сто долларов, – проинформировал его охранник. – Спер кто-то.
– А вы здесь для чего поставлены? Мух ловить? – Не дождавшись в ответ ничего, кроме сконфуженного молчания, он подозрительно глянул на меня. Нетрудно было догадаться, что я вижу перед собой родного отпрыска Дубова. Те же вызывающие замашки, та же непокорная кудлатость волос. Его отчество не вызывало ни малейшего сомнения – Владимирович. А имя папаша наверняка подобрал ему редкое и звучное.
Словно прочитав мои мысли, Дубов-младший представился:
– Я Марк. – Произнесено это было с таким апломбом, как если бы передо мной находился сам римский император Марк Аврелий, только что дописавший свой философский трактат «Наедине с собой».
Мне не оставалось ничего другого, как чистосердечно признаться: