Жадный, плохой, злой

22
18
20
22
24
26
28
30

Вернувшись в квартиру, я долго бродил по комнате, выискивая выход из сложившейся ситуации. Толкнуть чернявого типа на рельсы под локомотив? Но, во-первых, он мог поджидать на станции брата, свата или просто какого-нибудь кунака из горного селения. Во-вторых, оставалось еще двое незнакомцев, которых на аркане под поезд не затянешь. Как быть с ними? Что за неожиданный ход предпринять, чтобы расправиться со всеми разом? Как подобраться к ним, не внушая подозрений?

Решение пришло ко мне неожиданно, когда я уже с трудом удерживался от сильного желания поддеть стул ногой или врезать кулаком по подоконнику. От подобных проявлений эмоций толку обычно мало, но иногда только это тебе и остается. Хотя нет, есть еще один вариант: колотиться головой об стенку. И тут я внезапно припомнил страдающего с похмелья мужика на станции, которому супруга предлагала именно последний радикальный способ снятия стресса. Серенький, неприметный, вездесущий, как бурьян, он представлял собой именно тот типаж, который мне был нужен. Лучшей маскировки и не придумаешь…

– Валентина Петровна! – Я ворвался в квартиру и обнаружил хозяйку на ее бессменном посту в кухне, где она, пригорюнившись, сидела перед банкой малосольных огурцов, которые помогали ей скрасить одиночество.

– Что ты орешь как оглашенный?

Во второй половине дня она начинала переходить на «ты», а ближе к вечеру предлагала посидеть вместе за бутылочкой беленькой.

– Есть дело, Валентина Петровна.

– Выкладывай. – Она отхватила половину огурца и вяло захрустела им, скорее по привычке, чем по необходимости. Чашка, стоявшая перед ней была абсолютно пуста.

– Муж у вас когда-нибудь был? – поинтересовался я. – Или сожитель?

– До фига и больше их перевидала, – буркнула хозяйка без всякой теплоты в голосе, но тут же кокетливо встрепенулась: – А что?

– Одежда их какая-нибудь сохранилась?

– Не голяком же они ходили! – Она прыснула, вероятно, представив себе, как живописно смотрелся бы весь табун знакомых ей мужиков, если бы их всех собрать в квартире одновременно и раздеть.

– А какие-нибудь вещички мне не продадите? – не унимался я.

– Зачем тебе? Ты ж вон какой парень: видный, весь из себя приличный. Охота тебе старье всякое носить?

– Нет, – честно признался я. – Но так надо.

– Если надо, то конечно, – философски произнесла хозяйка. – Тогда иди к себе, а я немного тут приберусь и принесу тебе то, что почище да без дыромах. – Она с вожделением покосилась на тумбочку, за которой по традиции стояла початая бутылка водки. Ни одной нераспечатанной или же окончательно пустой емкости в этом доме мне видеть не доводилось. Мистика.

Через десять минут хозяйка внесла в мою комнату свежий запах перегара и стопку тряпья, в которой я обнаружил относительно целые байковые джинсы «мальвины» и выгоревшую желтую футболку с радужной надписью «Спорт», сделанную иностранными буквами без единой ошибки. Все это было выпущено в славную кооперативную эпоху, когда россияне наивно полагали, что именно так должен одеваться современный мужчина, приобщившийся к мировой цивилизации. Обрядившись подобным образом, я посмотрелся в зеркало, и мне почудилось, что я перенесся лет на десять назад. В те достославные времена, когда пелось и верилось, что и Ельцин такой молодой, и юный октябрь позади…

Мне не было жаль ста рублей, которые хозяйка нагло вытребовала за старые тряпки. Мне стало жаль былых идеалов, которые в начале ХХI века выглядели такими же жалкими, убогими и отжившими свое, как рванье, извлеченное из чулана.

5

Утром 9 сентября я приехал на Львовскую пораньше, чтобы встретить заинтересовавшую меня троицу на подступах к вокзалу. В своей не слишком спортивной футболке и блеклых бесформенных джинсах я казался неотъемлемой частью местного пейзажа, особенно когда, небритый и непричесанный, засел на чахлой траве газончика с кульком горячих беляшей и бутылкой тошнотворного портвейна. Россыпи окурков и пивных пробок вокруг меня придавали моей фигуре вид стабильный и почти монументальный. Словно я расположился на газоне еще до начала антиалкогольной кампании Горбачева и намеревался оставаться здесь до окончательной победы политики экономических реформ и демократизации общества.

Знакомая белая иномарка появилась на стоянке за двадцать минут до прибытия поезда. Все трое чернявых были тут как тут. Выбравшись из машины, они что-то темпераментно обсуждали на неизвестном мне наречии и пускали по кругу бутыль с пепси-колой. Оттого что в их речи постоянно проскальзывали звонкие звукосочетания типа «цх» и «чк», казалось, что они не общаются по-настоящему, а просто хвастаются друг перед другом, кто громче умеет цокать и цыкать.

Наспех угостившись теплым портвейном, я через силу пропихнул сквозь судорожно сжавшиеся челюсти беляш и направился к мужчинам, чтобы попытаться установить с ними контакт. Мое полупрожеванное приветствие прозвучало подчеркнуто миролюбиво: