Жадный, плохой, злой

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я тебе не фикус в кадке, чтобы не обращать на меня внимания! – Голос Веры прозвучал значительно громче, чем перезвон вилки, которую она запустила в стену за моей спиной. Ее губы дрожали, как будто она недавно искупалась не в Пахре, а в Ледовитом океане. – Что происходит, Игорь? Зачем ты темнишь? Неужели я не заслуживаю права знать правду?

Глянув через плечо на вилку, я выцедил последнюю ложку супа, дожевал хлеб и спокойно сказал:

– Ремня ты заслуживаешь. Однажды я тебя пожалел, а теперь это выходит боком.

Трах-тарарах! Следующим метательным снарядом стала пустая кастрюля. Вера швырнула ее об пол с такой силой, что крышка еще добрую минуту раскручивалась посреди комнаты, вообразив себя юлой. Но я и моя дочь давно вышли из того возраста, когда это кажется забавным. Тоном, ровным, как натянутая струна, я сказал притихшей Светочке:

– Это называется истерикой. Напои тетю Веру холодной водичкой.

– Да ну вас! – Дочь решительно выбралась из-за стола, укоризненно посмотрела на нас обоих и покачала головой. – И как вам только не стыдно! Хуже маленьких, честное слово!

С этими словами она направилась к выходу, звучно впечатывая босые пятки в половицы.

– Ты куда? – осведомился.

– Гулять. А то наберусь у вас плохих привычек. – Пестрое платьице исчезло за дверью.

Как же она повзрослела, подумал я с грустной нежностью. Еще года три назад ее прощальная фраза прозвучала бы совсем по-детски: «пьохие пьивычки». А теперь она топает пятками и показывает характер. Скоро превратится в настоящую маленькую леди и тоже примется громыхать посудой.

– Игорь. – Верин голос прозвучал виновато, но не настолько, чтобы немедленно одаривать ее смягчившимся взглядом.

– Что? – Я уставился в маленькое окошко, выходящее в палисадник.

– Давай поговорим спокойно.

– Давай, – согласился я. – Я буду бить тарелки, которые стоят на столе, а ты возьми себе чистые из шкафчика. Хороший у нас разговор получится. Задушевный.

Вера подобрала разбросанные по полу предметы, помялась смущенно и выдавила из себя почти беззвучное:

– Извини. Просто я чувствую, что что-то произошло, и…

– Ничего особенного не произошло, – перебил я ее. – Так, ерунда. Поцапался с местной шпаной.

– И все? – На Верином лице промелькнуло явное облегчение.

– И все, – подтвердил я кивком. – Но… – Озвучив свою паузу дробным перестуком пальцев по столу, я неохотно продолжил: – Нам лучше отсюда уехать. На Подольске свет клином не сошелся.

– Ясно, – сказала Вера упавшим голосом. – Все начинается сначала? Опять гонки на выживание? – В ее голосе не прозвучало ни малейшей надежды на отрицательный ответ, а подтверждение своим опасениям она боялась услышать.