— Странно. Обычно у других они и паспортов не оставляют.
— Да знаю я! Там еще два кента со мной обитали, в этой хибаре. Там ваще нищебродия. Жорка это расщедрился, Могильщик, ксиву мне скинул по старой памяти. Мы с ним на «шестерке» вместе сидели. Одной семьей жили.
Юрий задал вопрос, давно волновавший его.
— А, кстати, почему он Могильщик? Откуда такая кличка?
— А, к нему по молодости такое погоняло прилипло. Он действительно на кладбище подрабатывал. Могилы рыл. Здоровый ведь, жлоб.
— Дашь показания на Соньку и Могильщика? — спросил Астафьев.
Лешка задумался.
— Конечно, это зачтется на суде как смягчающее обстоятельство, как помощь в следствии, — напомнил Юрий.
Моталькин поморщился.
— Не парь мне мозги, командир. Я влетел по крупному, что там для меня год-два. Если больше червонца настучат, то из этого казенного «санатория» меня уже прямиком на могилки свезут.
Он еще пару секунд думал, потом кивнул головой.
— Ладно, пиши. Надо эту парочку прищемить, а то живут слишком красиво. Только один я в поле не воин. Ищи еще опрокинутых ими лохматиков.
— Это само собой, — согласился Юрий.
Через час он ушел из ИВС с готовыми показаниями старого зэка.
То, что ее художествами заинтересовался некто Юрий Астафьев, Софья Зубаревская узнала через два дня. И в тот же вечер она имела встречу с одним весьма официальным лицом. Они встретились около дома майора Попова, начальника криминальной милиции и заместителя начальника ГОВД города Кривова, на автомобильной стоянке. Сонька, как всегда смолила сигареты, когда к ней, на заднее сиденье, умостился Владимир Александрович. В свои сорок два этот лысоватый, полнеющий мужчина с мохнатыми, как у генсека бровями, каждым движением словно подтверждал свою уверенность в своих силах и способностях. Он и двигался неторопливо, и говорил так, будто все уже решил заранее, и сейчас ему просто лень что-то обсуждать.
— Ну, что там у тебя еще за спешка? — спросил он, так же закуривая.
— Кто такой Астафьев? — спросила она.
— Астафьев? Юрка? Начальник следственного отдела, очень перспективный парень, настоящий волкодав. А что он тебя так волнует?
— А волнует потому, что этот твой волкодав подгреб под себя все мои дела, и начал копать.
Попов удивился.