— Это говорил Ходжабеков. Дословно звучит так: «Ты знал, что здесь находится Шайтан, потому и отправил первым Тураева. Все знают, что ты его не любишь. Как только Шайтан убила Ахмада, ты сразу повернул людей прочь». После этого возмущенный Исмаилов замолчал окончательно.
Стаценко, Гуськов и Аварец весело рассмеялись.
Майор вернулся в свою палатку и тихо спросил:
— Даша, ты спишь?
Из-за занавеса раздалось:
— Заходи.
Даша смотрела на него. Подвинулась в сторону на кушетке:
— Присядь…
Он опустился рядом:
— Федор тебе гостинца прислал. Сам зайти не может, ужин еще не готов.
Волынцева посмотрела на коробочку и улыбнулась:
— Моя любимая, тахинная! Ни какую не люблю — ни подсолнечную, ни арахисовую, только эту, чуточку с горчинкой. Давай вечером чаю попьем?
Он кивнул и почувствовал, что не знает о чем говорить дальше. Уходить тоже не хотелось. Он сидел и молча смотрел на нее. Даша внутренним чутьем поняла его мучения. Здоровой рукой взялась за его руку и потянула к себе. Ее губы мягко ткнулись в его. Он едва успел поставить вторую руку на подушку, чтобы не рухнуть на девушку. Одной рукой приподнял над кушеткой. Теперь она сидела и он прижимал ее к себе обоими руками. Пальцы путались в седых волосах. Ее рука расстегнула несколько пуговиц на его куртке и теперь пробиралась к телу. Он, задыхаясь, сказал прерывающимся шепотом:
— Даша, Дашенька, что же ты делаешь со мной? Ведь ты меня с ума сводишь!
Она тихо рассмеялась:
— Я именно этого хочу — свести тебя с ума! Чтобы ты забыл о службе, о войне, о мужиках! Обо всем, кроме меня!
Он чуть отстранился:
— Даша, а ты не пожалеешь, что поторопилась?
Она положила голову ему на плечо, тихо и серьезно сказала:
— За этот год здесь, в Чечне, я поняла одну вещь — жизнь очень хрупка. Пусть ребята считают, что я предала память Артема, пусть презирают и плюют вслед, но надо удерживать рядом те крупицы счастья, что дает жизнь. Артем бы меня понял!