Голос ответил:
— Вас понял. Примем меры.
До расположения лагеря отряд добрался лишь к вечеру. Солнце скрылось за горами. Сумерки быстро окутывали землю. Уставшие люди сразу же унесли прапорщика и солдата к хирургу. Борис Васильевич занялся ими, а две медсестры принялись перевязывать легкораненых. Стаценко подошел к Горяевым, стоявшим возле пленных и сверливших глазами «старого знакомого». Отвел их в сторону и сказал вполголоса:
— Даша просила меня отдать его вам. По-человечески согласен с вами, как командир вообще-то не имею права отдать пленного в ваши руки. Его должен судить суд.
Сашок Горяев глухо возразил:
— Но вы же сами знаете, что их выпускают после суда! Не знаю как, но отпускают!
Юрий посмотрел ему в глаза:
— Вот поэтому и собираюсь отдать его в ваши руки. С условием: никаких пыток! Надумаете расстрелять, пожалуйста. Только сначала снимите показания. Ребята вас не выдадут, а я ничего не знаю. Все ясно?
Братья дружно и радостно кивнули:
— Так точно!
Подошли и наклонились над пленным со злыми улыбками:
— Ну, пошли, поговорим теперь!
Сцапали с двух сторон за руки и поволокли за собой, несмотря на сопротивление чеченца. Тот орал дурным голосом:
— Не имеете права! Я должен предстать перед судом! Майор, что вы делаете? Это же незаконно!
Мишаня ухмыльнулся:
— А законно было перерезать горло Валерке? Он о законе вспомнил! Ты сейчас многое вспомнишь!
Стаценко отвернулся, словно не слыша воплей пленного. Остальные боевики с тревогой переглядывались. Офицер это заметил:
— Вас ждет та же участь. Никто не знает, кроме моего отряда, что у нас есть пленники. Ребята меня не выдадут. Что с вами будет, зависит от вас.
Чеченец со шрамом на лице спросил:
— Что вы хотите?