– Это ваше последнее слово?
– Я просто не имею больше средств. Я бедный еврей.
– Ладно. Допустим. Но я слышал, что у бедных евреев бывают богатые родственники.
– У меня, к сожалению, нет богатых родственников. Да и бедных тоже. Я сирота. Мои папа с мамой погибли в авиакатастрофе, когда я был совсем маленьким. А дедушку с бабушкой сожгли в концентрационном лагере фашисты.
– Сочувствую... Но какие-то родственники ведь у вас остались? Верно?
– Дядя с тетей. Но они давно пенсионеры и живут в России. Так что для них даже сто долларов большие деньги. Я им сам помогаю, по мере возможности.
– Ладно. А община? Вы ведь живете в Греции, верно?
– Да.
– Тамошняя еврейская община разве не окажет вам помощь? На благое дело?
– Ах, не хотелось бы говорить плохо о своих соплеменниках, но, боюсь, это общеизвестно... Да еврей за пять центов удавится! Да и не знаю я толком никого из членов греческой обшины. Все время в разъездах. Я ведь всего лишь посредник. Своего рода коммивояжер. И получаю жалкие проценты с заключенных сделок...
– Мне очень жаль, господин Шлиман. Я искренне рассчитывал на вашу финансовую помощь.
– Да я готов отдать все, до последнего цента!
– Пятьдесят тысяч долларов?
– Пятьдесят тысяч кивнул Шлема. – Больше у меня просто нет.
– Хорошо. Пятьдесят тысяч за... то есть от вас. И пятьдесят от вашей спутницы кивнул Али на Синицкую.
Шлема понял, что это последняя цена свободы. Надо было соглашаться. И он кивнул:
– Это будет непросто... Но я постараюсь. Очень!
– В какие сроки? – быстро спросил Али.
– Пятьдесят тысяч я вам предоставлю хоть сегодня днем! Но для этого мне нужно попасть в какое-нибудь отделение банка. С паспортом...
– У нас нет банков, господин Шлиман. У нас здесь ничего нет. Только толпы умирающих от голода сомалийцев.