Вонг остался заправлять машину, а Чен с Андреем, перейдя горячую от зноя площадку, вошли в бунгало. Внутри было темно, прохладно от кондиционера, в узких окнах голубело небо, тускло отсвечивая в толстых плахах столов и тяжелых скамьях, темное дерево которых было вылощено локтями и задами посетителей.
— Вот тут мы умоемся, побреемся, да и перекусим.
— А Вонг? — спросил Андрей.
— Пообедает в «Макдоналдсе», на бензоколонке. Что поделаешь, любитель американской еды. Странно для вьетнамца, не правда ли?
— Может, это форма обрядового каннибализма? Вдруг он представляет, что он Виктор-Чарли[8], поедающий пленного Джи-Ай?[9]
— С чего ты взял, что вьетконговцы жрали янкесов? А Вонг, кстати, сам из эмигрантов. Его семья сбежала из Сайгона. Впрочем, для Вонга это древняя история, как и для всех нас.
— Кто не помнит историю, для того она повторяется.
— Может, и так, — согласился Чен. — Ладно, давай съедим что-нибудь.
Приведя себя в порядок, они заказали plat du jour
— Вот и эти еще, — заметил китаец.
— Индийская диаспора?
— Она самая. Пока молчат, но... Здесь все очень сложно, Эндрю. Ты пока в стороне, но все же постарайся понять.
— Постараюсь. — Андрей снял с куай-цзы[10] хрустящую бумагу с пожеланием счастья на китайском языке. — Странный ты, однако, китаец.
— Это еще почему? — В голосе Чена послышалась настороженность.
«А почему, в самом деле? Да так — странный, и все».
— Не знаю... говоришь как-то не так, и вообще... Я китайцев-то видел.
— Где же ты их видел?
— То здесь, то там.
— Понятно. Интересный ты человек, Эндрю, все замечаешь. Вот и погоду утром заметил.
— Привычка.