В этот раз они договорились встретиться в художественном салоне, где проходила выставка модного молодого художника. Войдя в зал, Вандышев увидел, что, вопреки ожиданию, народу на выставку пришло немного, десятка два зрителей, половина из которых являлась ближайшими родственниками дебютанта.
Художник, белокурый мужчина лет тридцати, в длинном синем пиджаке и красном галстуке, находился между двумя женщинами, которые льнули к нему гибкими телами. Троица была счастлива, чего не скрывала: между ними были установлены неформальные отношения, нечто вроде шведской семьи. Чуток поодаль еще две молодые дивы, то прошлое художника: миниатюрная крашеная блондинка лет тридцати и высокая брюнетка с демонстративно выпирающим бюстом, они смотрелись как единство противоположностей. Обе с тоскующими взглядами, что не мешало им достойно нести траур по несостоявшейся любви.
Видно, этот холеный художник был необычайный сердцеед.
Величавой скалой у огромного полотна, на котором был нарисован расколотый кувшин, стоял Маляр. Лицо задумчивое, в образе. Заметив вошедшего Вандышева, он лишь сдержанно кивнул и, не выходя из роли, произнес:
– Поверь мне, скоро будут приносить в художественные салоны высохшие фекалии и выдавать их за гениальные творения толстой кишки. Пойдем отсюда, – кивнул он в сторону окна. – Что-то мне не очень нравится здесь выстаивать.
– Так почему же совсем не уходишь? – хмыкнул Вандышев.
Маляр глубоко вздохнул:
– Не все так просто, я ведь покровительствую этому мальчику. Сирота! Когда-то его мать была моей любовницей, так что в некотором роде я обязан, – приостановившись, бывший карманник развел руками. – У меня есть серьезные подозрения, что этот молодой художник мой сын. Во всяком случае, по части женского пола он мне не уступает, а может, даже где-то уже и превзошел. – Маляр задержал взгляд на одной из девушек, стоявшей рядом с художником. – Но об этом как-нибудь потом, – и, уже улыбнувшись широко, добавил: – А потом скоро будут разносить угощения с напитками. А я так люблю семгу!
Вандышев лишь улыбнулся, – ироничный, смешливый, Маляр не изменял себе. Такого и сажать-то жаль! Во всяком случае, надолго.
– Знатная рыба.
Оперевшись о подоконник, Журавлев скрестил руки на груди (весьма впечатляющая поза) и произнес:
– Однако мы отвлеклись. Так чем обязан? Только давай без предисловий, а то я опасаюсь, что могу пропустить буфет.
– Ты ведь знаком со всеми коллекционерами антиквариата.
– Только с самыми крупными, – подчеркнул Журавлев.
– Генерал Саторпин входит в их число?
Бывший карманник слегка поморщился, было заметно, что говорить о генерале ему не хотелось.
– У него есть несколько уникальных вещей.
– Так ты с ним знаком?
– Скажем так, мы встречались несколько раз. Признаюсь, что от нашего знакомства удовольствия я не испытал. Совершенно не тот типаж, чтобы распахивать перед ним душу.
– А ты знаешь о том, что его ограбили?