Зашифрованная жизнь

Послышались чьи-то шаги, зазвучали громче голоса. Что-то брякнуло, похоже, открыли запор на двери этой клетушки. Прозвучала команда на арабском. Опять что-то такое сердитое говорят. Прошло несколько секунд, прежде чем чьи-то цепкие руки впились в предплечья Ивана. Извлекли из каменной норы, поставили на ноги, придерживая под локти с двух сторон, повели куда-то, продолжая переговариваться на местном диалекте арабского. Втащили в какое-то помещение, силком принудили встать на колени. Затем кто-то стащил с Козака непроницаемый мешок…

В помещении царил полумрак. Оно, это помещение, площадью около двадцати квадратов, смахивает на подвал. Серые стены, цементный пол, окна отсутствуют… Тяжелый, спертый воздух; на табуретке у входа коптит керосиновая лампа. Еще одна «керосинка» стоит в противоположном углу, прямо на полу. На стенах тени – в помещении трое в масках, в грязной истрепанной амуниции. На головах, поверх шлем-масок, повязаны, ниспадая на лопатки, замусоленные клетчатые «арафатки». На стене, аккурат напротив Козака, прикреплен – прихвачен по уголкам скотчем – черный флаг с нанесенными белой краской арабскими письменами.

Похоже, он попал в руки какой-то исламистской радикальной организации. Радикальней некуда – будущие шахиды-смертники во славу Всевышнего… Ну, или те, кто себя за таковых выдает.

Услышав чей-то стон, Иван повернул голову на звук. В дальнем от него углу подвала на полу, скрючившись, лежит какой-то мужчина… На нем форма полицейского, амуниция грязная, оборванная; сам он в копоти и крови. Но в том, что этот мужик полицейский, можно не сомневаться.

Он тоже в наручниках. Похоже, ранен в ногу. На правой брючине повыше колена расплылось бурое пятно.

Один из боевиков снимал этого хаджиса на камеру. Другой подошел вплотную к раненому, стал что-то говорить на местном наречии, энергично жестикулируя… Затем извлек из закрепленных на бедре ножен огромный тесак, Схватил хаджиса за волосы…

По ушам ударил жалобный, умоляющий о чем-то крик! В следующее мгновение Козак прикрыл глаза: боевик принялся резать полицейскому горло.

Минут пять или около того боевики о чем-то возбужденно переговаривались. Иван старался не смотреть в ту сторону, где на цементном полу в луже крови лежало обезглавленное тело.

Один из троицы исламистов подошел к нему. Остальные двое, глядя на Козака, стали что-то громко выкрикивать на своем гортанном языке… И они, эти люди, от которых пахнет потом, дымом и кровью, явно обращались именно к нему, к плененному ими сотруднику баакубского филиала фирмы AGSM!

Они явно ожидали от него какой-то реакции.

Козак облизнул пересохшие губы.

– I don’t understand what you’re saying…[66]

Один из боевиков наклонился и что-то проорал – опять же, на местном арабском – ему в лицо.

– Sorry, but I don’t understand…

И в третий раз боевики что-то такое ему – важное, наверное – попытались втолковать! И вновь говорили по-арабски!

– I don’t understand…

Тот же боевик, что перерезал только что горло полицейскому хаджису, оскалив зубы, потянул из ножен свой страшный тесак, громко выкрикнув какую-то фразу на своем языке. Потом схватил плененного охранника за воротник форменной куртки… Иван зажмурил глаза и, ожидая мгновенной – режущей, скальпельно-острой – боли, стал заваливаться вправо…

Но в следующую секунду боевик отпустил его и сунул клинок в ножны. А затем… затем он и двое его соратников вышли прочь из подвала.

Глава 24

Какое-то время Иван вынужден был довольствоваться компанией убитого хаджиса. После пережитого мелко дрожали поджилки. Тряслось все его существо, каждая клетка его организма.