Несколько сотен зажженных спичек полетели к машине, их кидали и кидали, пока «уазик» не вспыхнул. Огромный язык пламени взвился к небесам.
Зимин схватился за ручку дверцы, но Плетнев удержал его за локоть.
— Сгореть хотите?
Адвокат затих, с ужасом наблюдая за происходящим.
Устроив хоровод вокруг пожарища, толпа ликовала, как на праздничном салюте.
— Они сжигают ее живьем! — прохрипел Зимин.
— А вы чего хотели? Эти люди несут убытки, им жить надо, есть самим и кормить детей. Почему же они должны жалеть убийцу и страдать вместе с ней за несовершенное ими преступление…
— Это же самосуд! Где милиция?
— Полагаю, что наблюдает и ждет, пока эта вакханалия завершится. К утру они успеют убрать головешки, а моечные машины смоют пепел.
— Вот, значит, в чем заключался компромисс майора Прошкина. В газетах умышленно напечатали время эксперимента, оповестив тем самым этих безумцев.
— Газеты тут ни при чем, Кирилл Юрьевич. Без санкции майора никто бы на улицы не вышел. Просто он дал добро на акцию, а его люди все организовали. Толпа без вожака не опасна. Ее вести надо и контролировать до определенного момента, а потом уже можно тихо отойти в сторону. Виноватых здесь нет. Стихия. С наводнением бороться бесполезно, надо ноги уносить, иначе затопит. И вам пора уезжать. Вы свое дело сделали, любуйтесь на результат.
— Ты знал об этом?
— Все знали.
— Почему не сказал?
— Не хотел, чтобы вы попали под поток толпы. Раздавили бы. А это было бы обидно. Вы еще нужны людям, таким, как я. Но не здесь, а в цивилизованном мире.
— В тихом омуте…
— …Не надо мутить воду, — закончил Плетнев.
— Судя по пламени, в машину залили полный бак бензина, а ехать-то всего ничего.
— Куда вас отвезти, Кирилл Юрьевич?
— Спасибо, я пройдусь пешком. Здесь недалеко.