Тот, кто стоит за спиной

22
18
20
22
24
26
28
30

А спешил государственный человек на открытие выставки картин хотя и малоизвестных, но зато очень модных авангардистов, постмодернистов и концептуалистов, которые и сами толком не знали, кто они, но при этом жили в напряженном ожидании мировой славы, беспрестанно навязываясь в друзья всевозможным желчным критикам, безупречно улыбающимся дипломатам и толстомордым бритоголовым спонсорам, ищущим каналы стремительного и надежного отмывания наворованных капиталов.

Государственный человек был суров и задумчив. Слова его подчиненного, Валерия Николаевича Хромова, не выходили у него из памяти. События последних тревожных месяцев он вдруг стал невольно соотносить с этими «вновь открывшимися обстоятельствами». Ведь и на его компьютере — Валере он об этом не сказал — несколько раз выскакивали эти самые «штучки», о которых говорил Хромов. Но только связывались с ним не из соседнего кабинета или живописного пригорода Питера, а откуда-то издалека. («Может, из Америки, из Соединенных Штатов — из Пентагона! — так сказать, потенциального противника номер один? — размышлял он, озабоченно качая головой. — Ну уж нет, слишком просто…»)

Навстречу грузноватому пошли посетители вернисажа, похожие на экзотических зверей из зоопарка, и он, надев на лицо обаятельнейшую улыбку, начал без видимых усилий выдавать себя за своего в этом изысканном зверинце истинных ценителей всяких «черных квадратов» и «красных евреев».

— Вадим Анатольевич! — К государственному человеку, весь светясь от радости, подошел хрупкий бородатый «мальчик» лет сорока с хвостиком с бокалом шампанского в узкой белой руке. «Мальчик» был весь в черном. Его, вероятно, весьма изящные ступни венчали чугунные гири огромных кирзовых ботинок, которые иногда выдаются мрачноватым сварщикам и отчаянным монтажникам-высотникам.

— Привет, Эдик! Поздравляю, именинник! — сказал государственный человек Вадим Анатольевич и, устало улыбаясь, облобызал именинника. — Публика приличная?

— О да! Много советников по культуре, есть даже два консула. Состоятельные люди, но, увы, скуповаты. Остальное — богема и журналисты. Так, мелочь. Ходят пока, приглядываются! Но у меня почему-то появилась надежда…

— Заработать пару «тонн» «зелени»? — смеясь, перебил Вадим Анатольевич.

— Обижаете! — надул губы Эдик. — Я так дешево не стою. Я гораздо дороже…

— Ну-ну, пошутил, Эдик, пошутил, не обижайся. Знаю, что ты — не дешевка! — И Вадим Анатольевич потрепал «дорогого» Эдика по щеке.

Вокруг стайками галдела обычная на таких вернисажах публика: сильно потертые временем и безвестностью друзья художника, одетые в чистые, но неглаженные рубашки; поджарые и слегка синеватые, словно куры второй категории, подруги художника, наэлектризованные обстановочкой до искрения жаднющих глаз, все в каких-то бесформенных вязаных хламидах с вечными сигаретами в длинных нервных пальцах, окольцованных металлическими излишествами; друзья друзей художников — аккуратные, маленькие и плешивые с фотоаппаратами «ФЭД», кинокамерами «Любитель» и годами не чесанными бородами.

Отдельными группками стояли иностранные гости в клетчатых пиджаках, широких брюках с отливом. У всех иностранцев были приятные ненатуральные лица. Все они одинаково ослепительно улыбались друг другу и восторженно говорили на тему изящных искусств.

Не меняя благостного выражения лица, Вадим Анатольевич незаметно проводил рекогносцировку. Стремительно «прощупав» (обшмонав!) своим острым взглядом очередную фигуру «дорогого» гостя (ну конечно же, хоть и не очень умного, но зато богатенького мистера Твистера из Манхеттена, а вовсе не высокоинтеллектуального босяка с Фонтанки), он тут же переходил к другой «фигуре», при этом почти не меняя (профессионализм!) положения своей гордой головы. Вадим Анатольевич явно кого-то искал здесь.

— Эдик, дорогой! — крикнул он виновнику торжества, ворковавшему в окружении плешивых мумий — высохших до костей критиков и сладко-певных поклонниц с едкой горчинкой в дыхании и с основательно «задрапированными» морщинами вокруг кроваво-красных ртов. — Можно тебя на секундочку?

Радостный Эдик с готовностью подошел к Вадиму Анатольевичу.

— Скажи, милый, кто вон тот важный господин?

— Который? Ах, тот! — Эдик удивленно посмотрел на Вадима Анатольевича. — Это же мистер Гордон, американец, и, судя по всему, — обладатель несметных сокровищ! — Эдик еще раз вопросительно посмотрел на собеседника.

— Надеешься, что-нибудь купит?

— А как же! Уже час здесь толчется, хотя я его даже не приглашал. Тонкий ценитель!

— Значит, уже держишь рыбку на крючке… Слушай, познакомь нас. Чувствую родственную душу. Смотри, какой прищур! Давай, Эдик, представь меня этому самому Гордону.

— Странно… — начал Эдик, — а я почему-то думал, что вы знакомы.