Жесткий вариант

22
18
20
22
24
26
28
30

— Гость из твоего прошлого, Лидочка. Игорь Вениаминов.

— Игорь?! Веня! Венечка, здравствуй! Сколько лет, сколько зим! Где ты?

— Здесь я, здесь. В нашем с тобой городе.

— Приезжай! Приезжай немедленно!

— Неудобно. Ты сейчас мужняя жена.

— Что за глупости!

— Нет, правда, давай на первый раз — на нейтральной полосе? Посидим где-нибудь, поужинаем.

— Ты все такой же упрямый… Ладно, выбирай: ресторан «Наполеон» или кафе «Сфинкс»?

В городе была добрая сотня злачных мест, но в течение четырех суток своего пребывания я только и слышал о ресторане «Наполеон» и кафе «Сфинкс».

— Куда хочешь, туда и пойдем.

— Хорошо, в восемь в ресторане. Заехать за тобой?

— Не стоит, я найду. До встречи!

Часы показывали восемнадцать тридцать, но я уже чувствовал, что начинаю волноваться. Мы не виделись дольше, чем прожили до разлуки. Вчера я видел ее мельком, к тому же далеко не в лучший момент ее жизни, но узнал сразу. Интересно, узнала бы она меня, не будь на мне маски?

Приняв душ и выгладив парадный костюм, я отправился в ресторан пешком, проделав крюк через Ясенскую, где когда-то жила Лида, но одноэтажного маленького домика не было и в помине, от улицы осталось одно название. Солнце почти село. Теплый южный ветер усиливал ностальгию; воспоминания нахлынули с неожиданной силой, будто все это происходило со мной совсем недавно, и не было этих долгих лет, и не было моих многократных попыток самоопределения в жизни — сумбурных, подневольных и оттого тщетных.

На то, что Лида согласится на встречу, я не очень-то рассчитывал — после всего пережитого ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Но каждый, видимо, распоряжается отведенным на залечивание ран временем по-своему.

Мы переписывались года два после разлуки. Потом она перестала писать, я так понял — вышла замуж, а я хранил ее письма до самой свадьбы. Если кто-нибудь станет меня уверять, что судьба слепа, даром потеряет время: еще неделю назад я не смог бы себе представить, что вновь увижу ее.

На углу продавались цветы. Я купил три желтые розы на метровых ножках и свернул к ресторану.

Мадам Онуфриеву доставили в «мерседесе» мужа. Благоухающая, по-прежнему красивая, разве чуть-чуть располневшая, она вспорхнула по ступенькам мне навстречу и остановилась в нерешительности.

— А ты не очень изменился за эти годы, — улыбнулась, принимая мои розы. Мне показалось, что черные глаза ее увлажнились.

Судя по тому, что она узнала меня сразу, в ее словах была часть правды.