Жесткий вариант

— В исправности. Только масло еще чуть капает, коробку еще раз придется перебирать, — стал приходить в себя бригадир слесарей.

— Когда вы закончили ремонт?

— Ну, дня через три… да, во вторник радиатор запаяли, отрихтовали капот… В общем, в среду. В четверг покрасили,

— Восьмого?

— А че это было у нас?.. Ну да, наверно, восьмого.

— Во вторник она могла ездить?

— Чего ж нет? Бердаш в тумбу вписался, помял не сильно, только что дырку в радиаторе арматурой сделал. А когда радиатор поставили, я сам во дворе пробовал, нормально шла.

— А коробка?

— Коробка и раньше подтекала, болезнь у них с коробками. Это заодно посмотреть просили, в прейскурант не входит.

— Что же вы не посмотрели до сих пор? Глазки в томате смущенно опустились.

— Так не платит никто. Обещался Бердаш рассчитаться, а сам не появляется. И машину не забирает.

Володя вздохнул:

— Бердашкевич находится под стражей. Так что если он вам заплатит, то очень не скоро. «Москвич» пока не трогать.

В конторку заглянул Ваня, кивнул: «Есть!» Сумароков торопливо записал что-то в блокнот, попросил завгара и Тихонова выйти.

— Ну как? — загадочно посмотрел на меня, когда мы остались одни.

— «Зодиак» выворачивать надо. Эту банду под прикрытием частной охранной фирмы.

— Я не о том. До сих пор расклад был другим, мы считали, что Забаров и Бубенец работали на Зайчевского; Франк и Гайдуков — на Шороха. Как оказалось, безработный таксист Бердашкевич, которого ты задержал в «ниве» вместе с Франком, калымил на «москвиче» «Зодиака». А значит?..

— Значит, все они заодно. Я же говорю: банда!

— И никакой Зайчевский за Ардатовыми Забарова с Бубенцом не посылал. Они знали, что Бердашкевич с Франком на «москвиче» поехали кончать Зайчевского, и дали показания против заведомого покойника. Давай сюда Коноплева!..

Ваня ввел широкоплечего лысого мужчину с загорелым лицом. Он был одет в спортивную куртку с эмблемой «ади-дас» и обут в кроссовки. Коноплев неожиданно подошел к Сумарокову и протянул ему широкую мозолистую ладонь, что могло свидетельствовать о каратистской «набивке». Седина и лысина придавали ему солидности; будь на нем костюм и галстук, вид у него был бы весьма интеллигентный, но манера одеваться, так же как и вести себя, говорила о пренебрежении к общественному мнению, основанном на наглой самоуверенности.