– Через каждые полчаса про убийство Ломакова говорят. Одно и то же: убит с помощницей у той на хате, студентом. Хотя его не обозначают.
– Да, крупные дела вы стали проворачивать, ребята, – проговорил Коробко. – Как бы нюх не потеряли. Депутата-то зачем мочканули?
– Выключи «ящик», Гусь! – приказал Гусину Демьянов. Повернулся к хозяину дома: —А ты, Степаныч, о себе думай. Получаешь бабки – и сопи в две дырки.
Старый рецидивист нахмурился:
– Смел ты в речах стал, Демьян. Забываешь, с кем говоришь! Если б не я, то вас с Кожаном на зоне порвали бы. За косяк с мусорами. Али ты и этого не помнишь?
Демьянов подошел к Коробко:
– Извини, Степаныч, все я помню и благодарен тебе. Просто день нервный. Извини.
– Бог простит. На беспредел срываешься, Демьян. Или кто-то вынуждает тебя творить беспредел. А за него спрос строгий, никаким баблом не откупишься.
– Знаю… Ты бы пошел, отдохнул?
– Наотдыхался. Во дворе буду! Как задумаете свалить, кликните. И тихо тут. Окурки с собой заберете, я вам не шнырь – убирать за молодняком.
Коробко прошел во двор. Демьян, как только за стариком закрылась дверь, выложил из пакета деньги:
– Триста тысяч! Каждому по сотке, как и договаривалась.
Реньков, забрав деньги, потянулся:
– Теперь можно и расслабиться.
Демьянов присел за стол:
– Нет, не придется расслабляться!
Бандиты переглянулись.
– И почему, шеф? – спросил Окунько.
– Потому как завтра Ачил новый заказ сбросит. И не шуметь, не возникать! Сам недоволен и завтра Ачилу скажу, что надо. Но на всякий случай всем быть в готовности к новой работе.
– А ведь прав Степаныч, на беспредел срываемся… – начал было Гусин.