Тайное становится явным

22
18
20
22
24
26
28
30

Он засмеялся, осмотрел меня напоследок и с какой-то очень демонстративной неохотой пошел прочь.

– Когда я смогу приступить к занятиям, господин капитан? – крикнула я.

Он пожал плечами и скрылся за углом. Поговорили.

Вооруженные лица между тем миновали КПП. Прошли справа от плаца, строй рассыпался, и компания не в ногу протопала по зеленой аллее, ведущей к канцелярии Бугрова и библиотеке. Я поежилась: видок у парней был адский. В авангарде шагал единственный на весь отряд субъект со славянской физиономией. Остальные были азиатами. Коренастые, квадратные, не то казахи, не то монголы… Не то эти… о, господи, уйгуры. Последнее как-то вернее. Я же не вчера родилась.

Вывод напрашивался не бесспорный, но убийственный: если в лагере не работают с уйгурами (а с ними в лагере не работают), следовательно, где-то поблизости есть проход на подземную базу, где они и существуют в качестве экспериментального материала.

А почему бы и нет?

Видок у «проходимцев» соответствовал упомянутой версии. Если шествующий впереди выглядел однозначно вменяемым (он меня заметил и задержал взгляд – это сделал бы любой нормальный мужик, и не моя сомнительная привлекательность в том вина, а сама их природа мужицкая), то остальные – в резине, плотных шапочках, с тупыми, невыразительными лицами больше напоминали каких-то прирученных ископаемых амфибий, у которых черепа покрыты костяными щитками. Все мы вышли из воды, это понятно, но беда, что некоторые из нас – совсем недавно.

Заклинания не помогали. Я не смогла заставить себя подняться и прошвырнуться невидимкой за парнями. Они прошли, бренча экипировкой. Азиаты даже не глянули в мою сторону. А я словно прикипела пятой точкой к крыльцу: сидела и безуспешно пыталась договориться со своей трусостью. С одной стороны, страшновато, да, ну а с другой – я же не бояться сюда приехала? Но ничего не получалось, неведомо откуда возникший ужас овладел участком мозга, ответственным за команду «встать!»

Тем временем из леса появилась новая группа людей. Числом поменее, но очень похожие. Те же ископаемые-земноводные. В ушах зафонило… Что они там делают, в лесу, где не ступает нога курсанта? Туда ходят люди покрепче?

Старший выстроил группу, махнул рукой. Сам приклеился сбоку. Дневальный на КПП уже отворял «калитку». Группа степенно миновала пропускной пункт и отправилась по той же дороге. Ничем не отличимая – широкие плоские лица, глаза пустые, шаг – механический, но выверен… Зомби натуральные. Кроме одного. Сопровождающий вполне в себе – белобрыс, курнос, в зубах веточка. На меня смотрит… Еще немного, и пройдут. И не помашут.

«Отлипни, – сказала я себе. – Напрягись»… Я напряглась… И отлипла. Когда по горло в ужасе, как в питательном растворе, ничего уже не чувствуешь… Сунув папочку с раскритикованными пособиями под мышку, как это делает большинство чиновников средней руки, я отправилась за странной колонной (если тормознут, спрошу, как пройти в библиотеку).

Но странная колонна не дошла до здания с решетками. За крайней казармой повернула направо – в просвет между «шестьдесят шестыми» и клумбой. Я остановилась и сделала вид, будто роюсь в папке. А сама из-под век стала озадаченно смотреть, как мимо двух зданий с учебными классами, мимо открытой спортплощадки колонна уходит в глубь леса. Хоть бы кто обернулся!

Где написано, что курсант не имеет права ходить по лагерю? Это его лагерь, и ему в нем обживаться… Приняв решение и довольно странный для этих мест прогулочный вид, я медленно пошла за процессией. Позади остались учебные корпуса, небольшой лесок с ложбинкой. Лагерь закончился, но ограничительная линия пока не появилась. Показался холм, недалеко от подножия которого сплошной стеной рос кустарник. Я остановилась и стала, стуча зубами, ждать, пока группа скроется из виду. Потом осмотрелась – не видать ли очевидцев – и через полянку по примятому папоротнику побежала к кустам. И хорошо, что не влетела в них сломя голову – осталась бы без оной: кустарник произрастал в крутом овраге, естественно замаскированном сочной зеленью и выходящими на обрыв карликовыми деревцами. Сорваться с тропы было проще простого. Я неловко съехала вниз, окунулась в темень. По счастью, не в кромешную: тропа виднелась. Для прохождения по ней вовсе не требовалось мачете, ее до меня неплохо вырубили и утрамбовали. А вот теперь, прежде чем отправиться в неведомое, мне предстояло признаться себе – дело принимает серьезный оборот, и если меня выловят в необычном месте за необычным занятием, придется долго и путано объясняться, что здесь делаю. Готова ли я к такому повороту?

Честно говоря, я не знала. Это только нормальные герои всегда идут в обход. А отважные сначала делают, а потом думают. Или умирают молодыми.

За кустарником и вырубленными в обрыве ступеньками открылось пристроенное к холму здание, похожее на ангар. Самолеты в тайге не садятся – значит, здание выполняло другую функцию. Выпуклую крышу украшал травянистый покров и малина, усыпанная плодами. Козырек – защитный слой гравия, утопленный в битумную мастику. По периметру – обшито фигурными алюминиевыми листами, кое-где изрядно прогнившими. В центральной части так называемого «портала» выделялась калитка – в нее как раз и входила преследуемая мной группа. Дом окружала ограда из стальных прутьев. У запертой калитки прохаживался часовой. Я успела нырнуть в лопухи, а когда он отвернулся и взглянул на часы, отползла обратно в овраг: сработал должный рефлекс. Здание – не амбар с зерном, наличие следящей техники в самых неожиданных местах вполне вероятно. Оставаться на тропе тоже не стоило – если пойдет третья группа, я окажусь в интересном положении… И я пошла по дну оврага, одной рукой удерживая под мышкой дурацкую папку с макулатурой (навязалась на мою голову…), другой раздвигая ветви.

Отсчитала пятьдесят шагов – достаточно. Кажется, на языке топографии и топонимики это называется «сменить параллакс» – сместить точку наблюдения за объектом. Из оврага я вылезать не стала (доброе укрытие), обосновалась на обрыве и всунула голову в плодовитый на репейник «лопушатник».

Забор продолжался. Алюминиевое здание осталось слева, в зоне видимости появилась поляна, ограниченная с одной стороны стеной «ангара», с остальных – густыми зарослями. Здесь находилась спортивная площадка – не чета той, что осталась в лагере. Куда сложнее. Обшитые бревнами надолбы, затейливая полоса препятствий, петляющая змейкой. Гибкие манекены для отработки бойцовских ударов. Не боящиеся дождя тренажеры. Группа раздетых по пояс людей (такое ощущение, что их безжалостно травили стероидами) отрабатывала в спарринге «рукопашку». Красиво бились – я аж онемела от изумления. Какую же силищу надо иметь, чтобы вот так играючи выполнять эти трюки! Гонконгские карате-боевики, где герои летают резиновыми мячиками, падают с невероятной высоты и после серии гробящих ударов отважно бросаются в бой, вызывают снисходительную улыбку, но там фантазия прощается – «мальчиши» из Гонконга народец крохотный, у них масса условная. Но в том и фокус, что накачанные лбы за оградой, работающие в полутяжелом весе, выполняли то же самое! Подсечки, броски, эффектные оплеухи… Мускулистые тела летали по воздуху, как воздушные шарики. Падали с размаху на землю, красиво подлетали и опять вставали в стойку. Они не были китайцами. Нормальные русские парни, вовсе не похожие на курсантов в лагере – в сотне метров от оврага… Внезапно меня озарило: да это же… старший курс! Старожилы школы диверсантов – пресловутые везунчики, прошедшие все стадии обучения и ставшие настоящими бойцами. Их накачивают не только стероидами. Они невосприимчивы к боли, у них «небьющиеся» кости, реакция, которой позавидуешь, сообразительность, смекалка – которым трудно противопоставить трезвый ум. У них и лица непрошибаемые. Ни один по ходу спарринга не улыбнулся, не заматерился, не закричал от боли. И эта участь ждет всех. Огонь, вода и медные трубы. Покуда младшие живут дома на маминых пирожках, и в этом есть резон, дрессировка должна происходить и усваиваться организмом постепенно. Как и установка. Индивид сам уверует в свое предначертание, он будет действовать «осознанно», искренне полагая, что его зверства по отношению к другим – исключительное благо.

А для чего тогда уйгуры?

А собственное раследование показывает – дабы не жертвовать ценным материалом, методики по созданию и воспитанию истинных «спасителей отечества» обкатываются на «кроликах». А уж потом – непосредственно на «спасителях». Экономика должна быть экономной.

Но уровня «осознанного выбора деятельности» курсанты еще не достигли. Занимались под руководством инструктора. А может быть, не инструктора – тривиального «танцмейстера», изредка посматривающего на циферблат секундомера и свистком манипулирующего выступлениями «танцующих пар». Он стоял ко мне спиной – среднего объема, в правильно подогнанном камуфляже. По свистку композиция менялась – бьющие становились жертвами, стиль боя варьировался – от традиционных расейских оплеух до высокоточных заднеобратных и спаренных ударов. Видимо, курсанты назубок выучили последовательность и обходились без суфлера, а в задачу инструктора входило лишь общее наблюдение за ситуацией да смена заданий. Либо он был новичок и пока не врубался…