— Повежливее нельзя?
— Быстрее, я сказал!
Моцарт увидел, что в проеме выросла еще одна фигура. Разглядеть ее не успел — гневная волна подхватила его и бросила на вошедшего, но руки провалились в пустоту, встречный удар в грудь отшвырнул на обувной ящик.
— Не успеешь одеться за сорок пять секунд — поедешь в трусах, — не повышая голоса, пообещал коренастый.
Судя по его настроению, выбора не оставалось. Впрочем, не было и страха.
— Мне нужно умыться.
— Не нужно.
— Паспорт…
— Не понадобится.
Подталкивая его в спину, налетчик по-хозяйски выключил свет в прихожей, захлопнул дверь.
«Ключи, которые остались на вешалке, мне тоже больше не понадобятся?» — язвительно подумал Моцарт.
Коренастый шел справа, ступенька в ступеньку, профессионально отсекая его от перил. Напарник в темных очках следовал впереди. На улице было свежо, тихо.
Моцарта впихнули на заднее сиденье длинной, широкой иномарки, поджидавшей со включенным двигателем прямо на тротуаре у подъезда. Яркие лучи фар пронзили Глазовский переулок насквозь, до самого Смоленского бульвара. Моцарта вдавило в спинку сиденья; от тугой воздушной струи в окно справа заслезились глаза; фонари и неон реклам слились в сплошную разноцветную полосу.
Где-то в районе Крымской площади он успел заметить острый кусок стекла в пассажирской дверце. «Значит, недавно, — догадался. — Не стали бы они разъезжать по столице с простреленным окном засветло».
— Я бы хоть чемодан захватил…
— Там все есть.
— Комар, Комар, мы едем, — заговорил не снимавший очков. Сотовый телефон умещался в его ладони. — Что там у вас?..
Машина проскочила Крымский мост, свернула на Пушкинскую набережную.
— …Я понял, понял!.. Дай сестре!.. Сестре, говорю, дай!
Очкастый сунул трубку Моцарту.