Один в чужом пространстве

Я понял, что это те самые ребята, о которых говорил Хобот, и что никакого продолжения эта история уже иметь не может…

20

Десять дней на пневмонию — мизер, особенно если учесть состояние, в котором меня доставили в больницу. Дежуривший в тот день врач заходил в палату по нескольку раз, прослушивал меня и не верил, что я исцелился в такой короткий срок. В том, что исцелением я обязан цигуну[14], а не пенициллину, убедить его не удалось, зато кореша по палате почувствовали волшебную силу правильного дыхания и с нетерпением ждали каждого занятия под моим руководством.

Один за другим ко мне наведывались дотошные парни из обновленных БЕЗО Украины и России, и каждый раз в пустой палате или ординаторской я рассказывал все по порядку, повторял под протокол, с удовлетворением отмечая, что уточняющих вопросов становится все меньше: отшлифованная, отточенная многократным повторением история уже вполне годилась для исполнения с эстрады.

Таньку с Мишкой услали на месяц в какой-то безошный санаторий под Москвой. Из телефонного разговора с ними я узнал, что отдых «на шару» отлично компенсирует нервные затраты, хотя ежу было понятно, что их просто спрятали на время.

О моей безопасности тоже позаботились: целую неделю в больничном коридоре торчал «практикант» в белоснежном мятом халате с чужого плеча. У него на роже было написано, что он не отличит сердца от желудка даже за дополнительное вознаграждение. И хотя меня он охранял бесплатно, его присутствие не очень-то радовало: раз охраняют — значит, есть на то причина. Правда, через неделю его сняли с поста, и молодой следователь из СБУ доверительно сообщил, что в Питере взяли Слугу и Хозяина, а Кожаный Заяц (капитан «спецназа» Шпортько Сергей Леонардович, 1960 г. рождения, прошедший Афганистан, Карабах, Вильнюс и прочие «горячие точки») в розыске, по некоторым данным, перешел границу, но для меня опасности не представляет.

Уходя, следователь забыл на тумбочке свежую «Комсомолку». Едва я увидел заголовок статьи на третьей странице, как тут же понял, что он отнюдь не страдает забывчивостью: статья называлась «Ядерное оружие в продажу не поступало». «Мировые информационные агентства, — писал корреспондент, — начали против России новую пропагандистскую кампанию, сообщая о появлении на Западе стратегических материалов, произведенных на территории СНГ. В частности, промелькнуло сообщение о том, что в Милане арестованы три венгра и австриец, в багаже которых обнаружены стеклянные сосуды с надписями на русском языке, а в них — около 2 кг так называемой "красной ртути"; 10 марта представитель МИДа Норвегии сообщил, что одна из норвежских фирм получила факс от российских бизнесменов, в котором они предлагали купить 6–8 тонн тяжелой воды, 300 кг красного фосфора и 10 кг "красной ртути"… Статья сопровождалась комментариями специалиста из Министерства безопасности России, который утверждал буквально следующее: «Начиная с 1975 года советские внешнеторговые организации поставляли обогащенное ядерное топливо для объектов в Ливии, Ираке, Вьетнаме, Индии, Аргентине и Северной Корее. Для исследовательских реакторов в Ливии, Ираке и Северной Корее поставлялся уран, обогащенный до 80 %.

ЧТО ЖЕ КАСАЕТСЯ "КРАСНОЙ РТУТИ", ФИГУРИРОВАВШЕЙ ВО ВСЕХ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ "СИГНАЛАХ" О НАХОДКАХ, ТО ЕЕ УЧЕНЫЕ ПРИ ВСЕМ ЖЕЛАНИИ НЕ СМОГЛИ ОБНАРУЖИТЬ В ЛАБОРАТОРИЯХ ЯДЕРНЫХ ЦЕНТРОВ; ЭЛЕМЕНТА С ТАКИМ НАЗВАНИЕМ И С ТАКИМИ СВОЙСТВАМИ ПРОСТО НЕ СУЩЕСТВУЕТ В ПРИРОДЕ…»

Я перечитал статью раз, другой, третий… Ущипнул себя на всякий случай: не сон ли все это?.. Может быть, не было никакого «дипломата», а Корзун просто блефовал ради стакана водки?.. На душе стало горько и обидно, и мир вдруг представился мне сплошь заселенным озлобленными группировками двуногих существ, алчущих уничтожить друг друга. К какой-то из таких группировок принадлежал и я, а к какой-то — Валерия; и мои сестра с племянником, сами того не подозревая, входили в клан близких по способу выживания людей, и тем, кто еще не родился на свет, было уготовано место в строго отведенной им среде обитания… В этом мире охранников и тех, кого они охраняли (чтобы их не съели другие), деньги, идеи, любовь, границы, религии, «красная ртуть» были всего лишь объектами раздора при наличии одной-единственной цели: выжить.

Но почему же тогда не выжил Хобот?..

О его гибели я узнал от Валерии. Она пришла на восьмой день осунувшаяся, с синими кругами под глазами, в траурном платке, по которому я сразу все понял и, зарывшись мордой в подушку, заплакал, как пацан. Мне вспомнились наш последний с ним разговор и его странное поведение перед отъездом… Ведь он прощался тогда с отчим домом, с верным Шерифом, с садом, а я, дурак, понял это только сейчас, когда человека уже не стало на свете… Я плакал от сознания собственной ничтожности, от злобы на Квадрата, готового ради прибыли браться за любое дело; на свою работу, на всех, кто продает и покупает «не существующие в природе» товары…

Валерия сидела, нахохлившись, изредка согревая дыханием покрасневшие от холода руки. Я рассказал ей о нашем ночном разговоре с генералом.

— Мне тогда показалось, что он чего-то не договорил, — закончил рассказ, — но я не стал расспрашивать…

Она задумчиво покивала, отошла к окну.

— Не договорил, — подтвердила, не отрывая взгляда от унылой панорамы. — Герман ведь тогда написал письмо на имя генсека, в котором изложил факты «спецназовских» бесчинств; о том, как они беспрепятственно вывозили ценности из Союза, о перекачке через границу наркотиков… в общем, о многом, чего теперь уже никто не узнает. Он предложил Хоботу подписать это письмо, но тот отказался, порвал его и приказал Герману молчать: знал цену двойному тезке твоего племянника… А после очередной стычки с разбушевавшимся «спецназовцем» Герман написал другое и переправил по своим каналам. Только каналы оказались ненадежными: письмо перехватили, и накануне вывода войск диверсионная группа навела на его полк «духов»…

— Навела?!

— Вот именно. Навела, а не «случайно напоролась», как тебе Хобот рассказал.

— Выходит, Хобот считал, что предал его? Она посмотрела на меня укоризненно.

— Ну зачем же так, — прошлась по палате. — Скорее не сумел удержать. Герман сунулся, не зная броду, но доказать бы все равно ничего не смог: военные ведомства с ГРУ не связывались, ЦК ему покровительствовал… «Погиб при исполнении интернационального долга…» Даже на Героя не поскупились!.. Только узнала я об этом не от Хобота, он избегал разговоров на эту тему.

Мы надолго замолчали, думая, наверно, об одном и том же. Мокрые листья в больничном дворе пожухли, слежались; стояло время дождей, лужи беспрестанно кипели, и небо было беспросветно грустным и серым, как прошедшая половина моей жизни.