Рэмбо под солнцем Кевира

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ничего не могу сказать о правительстве, — заметил Траутмэн, — но президент услышал и твой голос, малыш.

Рэмбо выпрямился в кресле, глаза его заблестели.

— Сэр, мы все-таки спустим на них Джона Уэйна?

— Нет, мы сначала восстановим справедливость — освободим заложников.

И тогда Рэмбо все понял.

— Вы хотите, чтобы я принял участие в освобождении посольских крыс?

— Джони, ты ведь только что возмущался вероломством иранцев.

— Думаю, сэр, за вероломство их и следует наказать. Но чтобы рисковать за чиновничьи шкуры!.. — Рэмбо поднялся во весь свой огромный рост и навис глыбой над полковником. Возмущению его не было предела. — Я не знаю их темных делишек и знать не хочу. Если они там что-то напакостили, пусть сами и убирают за собой. Как вы могли, полковник…

— Сядь!

Рэмбо сам напомнил Траутмэну о его воинском звании, и теперь ему ничего не оставалось делать, как исполнить приказание. Он сел и опустил глаза.

— Простите, сэр, но я хотел…

— Ты разучился слушать, Рэмбо, — оборвал его Траутмэн и, успокоившись, продолжал: — Ведь я тебе ничего еще не сказал. Посольскими крысами, как ты изволил выразиться, займется команда «Дельта».

— Ваша команда, сэр?

— Да. Формально ты должен будешь войти в нее, но действовать станешь самостоятельно. Дело в том, что один человек просил, чтобы именно ты исполнил его просьбу — спас его сына.

— Я знаю этого человека?

— Конечно. Это Ральф Пери.

Рэмбо задумался, но как ни напрягал свою память, человека с такой фамилией вспомнить не мог.

— Я ничего не слышал о нем, сэр.

— А ты вспомни Рождество семьдесят второго года, — попросил Траутмэн. — Чем ты тогда занимался?

Как мог забыть Рэмбо это Рождество! Это было, пожалуй, единственное Рождество, которое он запомнил на всю жизнь. Он был тогда во Вьетнаме, в лагере военнопленных. Казалось, весь мир забыл о них, и чувство одиночества, заброшенности доводило людей до отчаяния. И вот на Рождество из далекой Америки вдруг, как дар небесный, пришли подарки. Рождественские подарки! И лагерь ожил. Бывшие солдаты, голодные, оборванные, потерявшие человеческий облик, воспрянули духом. Они обнимались, со слезами на глазах прощали друг другу обиды и просили прощения, ликовали, почувствовав себя снова людьми: родина вспомнила о них, она их не забыла!