Кваzи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я? Я – не знаю? Ты дурак, вертухай.

– Вы знаете, что должно произойти – и это вас не смущает? – спросил я.

Курицына фыркнула.

– Почему это должно меня смущать? Есть люди, интеллектуальные, прекрасные душой и телом, достойные возвышения. Перехода на новую ступень эволюции. А есть биоматериал в человеческом образе. Какая разница, пойдёт он на инъекции стволовых клеток ещё до рождения, на органы для трансплантаций в своей бессмысленной молодости, или, как теперь будет происходить, на возвышение элиты? Это самое правильное применение их никчёмных жизней.

– Так вы идейная… – в полной растерянности сказал я.

– Да!

– Идейная людоедка, – повторил я. – Социал-дарвинистка. Ну ничего себе. Вы хоть понимаете, что вас всех всё равно сейчас арестуют? Так или иначе. По-хорошему или по-плохому. С кровью или без. И то, что вы работали на экстремистов-кваzи, будет известно.

Курицына расхохоталась.

– Какое это имеет значение? Вы потрясающе глупы, молодой человек. Неужели так цепляетесь за уходящий миропорядок, за прогнивший человеческий режим? Да пусть меня арестуют, пусть застрелят и я восстану – какая разница? Я знаю, что лишь выгадываю время. Ещё пара дней, и все взрослые на Земле умрут. А меня возвысят.

Её охранник засопел.

– И тех, кто мне помогает, тоже, – неохотно обронила директорша. – Кваzи обещали. Кваzи не лгут.

В её взгляде была искренняя убеждённость. И почти не было безумия. Разве что самую капельку.

– Вас не смущает даже то, что вас возвысят… за счёт детской жизни?

– Оставьте этот пафос, молодой человек! – Курицына повысила голос. – Какая разница!

– Вы какое-то ректифицированное и концентрированное зло, – сказал я растерянно. – Вы вообще не человек.

Я посмотрел на охранника. Крепкий молодой мужик. Самый обычный человек, коротко стриженный и гладко выбритый.

– Вы же слышали, что она сейчас произнесла, – сказал я. – Ваш наниматель сошла с ума. Вы понимаете, чего она хочет? Вы же не отмоетесь никогда, даже после смерти.

До этого мне казалось, что охранник вообще немой. Он не раскрывал рта, никак не реагировал на разговор.

Но тут он внезапно заговорил:

– Мир изменился, полицай. Надо приспосабливаться.