— Да как ты можешь?! Это мой ребенок, — подняла она на него глаза.
Олег был спокоен, он сделал глоток чая, поставил чашку на стол и твердо произнес:
— Я повторяю! Это мой ребенок! А ты плохая мать, раз связываешься с этой мразью. И твои родители тоже так решили. Не веришь? — с усмешкой спросил он. — Позвони матери, спроси, посмотрим, что она тебе скажет.
Ирина с опаской смотрела на свой телефон, чувствуя, что Олег не блефует.
— Ну, что ты? Давай, звони, — говорил Олег, показывая на лежащий на столе телефон. Несомненно, он знал, что скажет ей мать, поэтому спокойно закинул ногу на ногу и, достав сигарету из пачки, с удовольствием закурил.
Олег внутренне ликовал, с родителями ее он уже обо всем договорился, выхода у нее теперь не было никакого. Ребенка она не бросит, он это точно знал.
Ирина набрала номер матери, хотя тоже конечно догадывалась, что она ей скажет, но в глубине души теплилась надежда, мать все же. Пошли гудки вызова, сердце забилось так сильно, что ей с трудом удалось выговорить только одно слово.
— Мама, — тихо произнесла она в трубку, когда ей ответили. Казалось, что биение сердце защемило голосовые связки, и она не смогла даже поздороваться.
— Ну что, с уголовником спуталась, да?! — кричала в трубку мать, даже не поздоровавшись. — Сколько сил мы на тебя с отцом положили! Ребенка мы к себе забираем. Поняла? И машину у тебя заберем и все остальное. Можешь идти на все четыре стороны, ты нас с отцом предала.
Ирина выронила телефон и, закрыв лицо руками, заплакала.
Олег сидел напротив нее, покуривал, пуская дым в потолок, и улыбался, улыбался нагло, открыто, не скрывая своего торжества.
Он был вновь хозяином положения, хотя и не без участия родителей.
Вдоволь насладившись своей победой, а именно так он и расценивал все происходящее, он встал, неспеша потушил сигарету и, расправив плечи, произнес командным голосом:
— А теперь слушай меня!
И он начал диктовать свои условия, не обращая внимания на ее слезы, расхаживая по комнате и размахивая руками.
— Мы остаемся жить вместе. Пусть любви, скажем так, больше нет, но ты моя жена, у нас семья, и она не должна распадаться. Будем просто жить, растить ребенка. Так хочет отец. Выбора у тебя, скажем так, нет, иначе родители от тебя откажутся, ты же сама слышала. И пойдешь к своему урке голая, босая и про ребенка можешь забыть. Ты думала, что я просто так возьму и уйду?! Что просто так сдамся перед твоим зэком?! Черта с два! Я-то поумнее его буду! Нашел выход из положения, теперь все останется у меня! И сын тоже, и родители на моей стороне! Да и ты, я думаю, останешься со мной, потому что не захочешь терять все это. Так? — резко спросил он, наклонившись над ней.
— Ты не терял время даром, — сквозь плачь, проговорила она.
— Да! — ответил он, глядя на нее сверху вниз. — Я боролся за свою семью, и я победил.
Он отошел от нее, продолжавшей сидеть и плакать, подошел к столу, закурил новую сигарету и, выпустив струю дыма, сказал:
— Сейчас поеду, встречусь с этим уркой и все ему сам объясню. Ты с ним встречаться вообще не будешь! Иначе все! Только по телефону скажешь ему, когда позвонит, что ты решила остаться со мной, со своей семьей. Поняла? И учти, я в этот момент буду рядом с ним и буду все слышать.