Хлеб с порохом

– Боря, как только собираюсь ехать в штаб, так обязательно из миномета обстреляют, – возмущался комбат.

Задав несколько вопросов, я выяснил, что Толя на утреннее и вечернее совещания выезжает со своего КП в одно и то же время.

– Толя, а ты не думаешь, что они знают о времени полковых совещаний? Знают о том, что тут стоит КП одного из батальонов. Вот и приноровились сюда стрелять. Значит, их лазутчики по ночам здесь шастают. Как тебе такой вывод?

Мосейчук покрутил головой:

– Боря, сегодня и проверим. Приходи ко мне, посмотрим, что будет, а потом на моем «КамАЗе» поедем на совещание.

В половине пятого я был у Мосейчука. Мы сидели на табуретках перед палаткой комбата и, разговаривая, смотрели на поле. Без пяти пять на поле упали три мины и разорвались у дороги. Еще две мины разорвались прямо на дороге, но дальше на двести метров. Толя витиевато выругался и развел руками:

– Знают они, Боря, о совещании. Теперь придется ездить вдоль зеленки, а в конце сворачивать на перекресток.

Но это были благие намерения. В последующие дни мы с Толиком ехали на совещание и обратно по той же самой дороге. Каждый день играя со смертью в прятки, с упорством игрока испытывая судьбу. Когда мины накрывали нас, а когда падали далеко от дороги. Но ни разу у нас не мелькнула мысль изменить раз и навсегда заведенный порядок. До нашего приезда на этом участке обороны полка активность проявляли только танкисты. Они дежурили на переднем крае, вели разведку целей и если находили их, то сразу же уничтожали. Появилась противотанковая батарея, и мы тоже активно вошли в это противостояние. Мои солдаты и офицеры часами сидели и пялились в бинокли, оптические прицелы, вычисляя позиции боевиков, и били туда ракетами или пытались достать из пулеметов. Пехота не участвовала в этом противостоянии: ходили, как слоны, по позициям, даже не прячась. Если хотели пострелять, то ставили в направлении к боевикам банки или коробки и стреляли по ним, из-за чего боевикам даже неинтересно было стрелять по пехоте. Но когда мои солдаты стали с энтузиазмом отслеживать духов, пытаясь их уничтожать, то боевики активно откликнулись и азартно вступили с нами в поединок. Они быстро вычислили позиции взводов и часто обрабатывали их огнем. Особенно они доставали второй взвод. Вычислили землянку взвода и то, что командный пункт батареи находится практически там же. И с этих пор второй взвод стали донимать снайперы. Хорошо, мы вырыли землянки в длинных канавах. Часть канавы занимала землянка, а вторая половина, достаточно большая, была свободной, и на ней могли спокойно размещаться девять человек взвода, костер, и оставалось еще много места для перемещения. Вся жизнь во взводе сосредоточилась на этом пятачке. Только кто-то из взвода неосторожно высовывался или выходил из канавы, как со стороны духов прилетала пуля, а иной раз и несколько. Участились и минометные обстрелы. Боевики открывали огонь из минометов по несколько раз в день и пытались нащупать командные пункты танкистов и противотанкистов. И с каждым разом огонь боевиков был все точнее и точнее. Выглядывая из канавы и наблюдая результаты минометного огня, я понимал, что рано или поздно боевики накроют мой командный пункт.

На второй или третий день противостояния командир второго взвода обнаружил позицию пулеметчика духов и сцепился с ним. В течение почти сорока минут нервно строчили оба пулемета машины командира взвода, пять раз слышались шипящие звуки пусков ракетами по огневой точке, но каждый раз пулемет вновь оживал и обильно поливал свинцовым дождем зеленку в расположении взвода, и я уже начал беспокоиться, понимая, что этот поединок может плачевно закончиться именно для нас. К пулеметчику присоединились снайперы, потом еще один пулемет, прилетали на излете пули, выпущенные из автоматов. Уже не только второй взвод они достали, но достали и нас на командном пункте. Пули визжали, свистели, срезали ветки, которые падали в канаву, где мы сидели, щелкали по броне моего БРДМ, вздымали фонтанчики земли на бруствере. И в довершение всего наш район накрыли из минометов. После минометного обстрела стрельба быстро прекратилась, и над передним краем повисла тишина.

– Все нормально у вас? – крикнул я второму взводу.

– Все нормально, товарищ майор, – долетел веселый голос из-за зеленки.

– Как Коровин приедет, пусть ко мне подойдет.

– Хорошо.

Через несколько минут послышался приближающийся гул двигателей противотанковой установки и командирского БРДМ, возбужденные голоса солдат, которые обменивались впечатлениями. Время шло, но Коровина все не было, а из расположения второго взвода периодически слышались какие-то щелчки по металлу. После щелчка сначала слышался приглушенный мат Коровина, а потом дружный солдатский смех.

– Коровин, ну что ты там, давай сюда, – крикнул я через пятнадцать минут, когда у меня кончилось терпение.

– Сейчас, сейчас, товарищ майор, командир взвода подойдет. Вы только сами не ходите сюда.

Послышался очередной громкий металлический щелчок и новый дружный смех. Прошло сорок минут, и когда я собрался идти во второй взвод, появился командир взвода. Полусогнувшись, он перебежал зеленку и спрыгнул к нам в канаву.

– Коровин, ты что, комбата игнорируешь? Я тебя вызываю, а ты являешься через сорок минут, а тебе идти тут сорок метров. Что за ерунда? – с раздражением спросил я.

– Товарищ майор, – старший лейтенант заразительно засмеялся, и у меня тут же улетучилось раздражение, – товарищ майор, снайперы заколебали. Когда подъехали к землянке, солдаты успели выскочить из машин, а я только люк открою, а по нему пуля щелк – я обратно в машину. Через пару минут опять высовываюсь, и опять пуля щелк, солдатам смешно, а мне не до смеха было. Только сейчас и выскочил, – Коровин опять заразительно засмеялся, засмеялись и мы.

Отсмеявшись, командир взвода уже серьезным тоном продолжил: