— Ну-с, и кто же это в таком состоянии отправляется в путешествие? — скорбно поинтересовался он. — Да вы, милочка, просто самоубийца, ни больше ни меньше. Да и муженек у вас соответствующий. Впрочем, что тут долго рассуждать на отвлеченные темы — давайте посмотрим на ваше состояние, так сказать, вблизи. Пройдемте со мной.
С этими словами он достал перчатки, которые, надо полагать, должны были помочь ему в осмотре.
Но как только Ахрамеев подошел к женщине, чтобы увести ее, к нему тут же подлетел Али и чуть ли не с кулаками набросился на медицинского работника. Женщина тоже начала орать и отбиваться. Ахрамеев, совершенно недоумевая, бросал вопросительные взгляды то на плюгавого, то на кавторанга. Командир решил вмешаться в ситуацию, схватив в охапку размахивающего руками и что-то кричащего Хеттифа, и оттащил его от врача. Кавторанг попытался объяснить ему, что никто на этом корабле не желает им зла, а хочет только помочь.
— Этот врач — отличный специалист, и он сможет помочь вашей жене, — объяснял он нервному сомалийцу, ей нужна медицинская помощь.
— Еще чего! — возбужденно орал ставший вдруг донельзя агрессивным Али. — Чужой мужчина, да еще белый иноверец, будет прикасаться к правоверной мусульманке? Я такого не допущу.
— Да при чем тут «не допущу»? Вы поймите, что ваше отношение может погубить женщину. Вам что важнее — религиозные запреты или жизнь жены?
Кавторанг, совершенно спокойно, стараясь делать как можно более мягкие движения, приблизился к сомалийцу и, глядя тому прямо в глаза, произнес:
— А что, если она умрет при родах? Что тогда? — Он старался говорить очень плавно, чтобы сбить напряжение.
Женщина испуганно оглядывалась по сторонам, готовая пустить в ход при приближении врача длинные и грязные ногти.
Плюгавый выслушал речь кавторанга и, не раздумывая, отчеканил:
— Да пусть лучше и она умрет, и ребенок умрет, все же лучше, чем перед Аллахом позориться.
Такие безумные доводы сомалийца никто из русских понять никак не мог. Фундаменталистские взгляды Али шли вразрез с элементарными основами человеческой логики.
— Вот дикие люди, — вполголоса произнес один из офицеров.
Полундра только покачал головой — ему уже неоднократно приходилось видеть подобные примеры.
Россияне сочувственно глядели на несчастную, забитую женщину и ее полубезумного мужа. Вот к нему-то уж точно никаких симпатий не было ни у кого. Особенно был озадачен таким поворотом событий, конечно же, командир корабля. Ему совсем не хотелось, чтобы эта женщина разродилась прямо на борту парусника, а глядя на ее состояние, Стенин уже ни в чем не был уверен. Все снова поднялись на палубу.
В этот момент, как всегда, откуда ни возьмись, выскочил Тузик. Он громко залаял и стал бросаться на африканцев, которые ему явно не понравились. Все стали пытаться отогнать пса, но тот упорно продолжал метаться из стороны в сторону и при этом злобно рычать. Несмотря на небольшие габариты, в ярости он выглядел гораздо более устрашающим. Несколько человек пытались отозвать пса, крича на разные голоса, но ничего не выходило. В конце концов Тузик совсем рассвирепел и накинулся на плюгавого. Тот неуклюже попытался отбиться, размахивая руками и ногами.
— Что это с ним? Тузик! Вернись! — прокричал Полундра.
Но Тузик не обращал на уговоры никакого внимания, наоборот, с еще большим остервенением облаивал Али и его жену. Сделав неожиданный бросок, он изловчился и ухватил африканца за голень. Хеттиф дико заорал, отбиваясь от очумевшего пса… Тузика попробовали поймать за ошейник, но он не давался, продолжая носиться по палубе. Вдобавок ко всему стала визжать и жена Али.
— Нужно позвать Сухомлина, Тузик только его слушается, — вспомнил старлей.
Кто-то побежал за курсантом. Плюгавый держался за укушенную ногу и скулил. Появившийся Сухомлин позвал разбушевавшегося пса. Тот отреагировал не сразу. Наконец пес затих, поджал хвост и поплелся к ногам Сухомлина.