– Это просто слова, господин Голландец.
– Это не слова. Я знаю, у кого находятся настоящие «Подсолнухи». А вот теперь можете считать это просто словами. Какую цену установили Жданов и Гессингхорст для ваших «Ирисов»?
Евгений Борисович снова звякнул в колокольчик. Появился дворецкий. Ему было велено распорядиться насчет кофе и свежевыжатого сока. Когда за дворецким закрылась дверь, молодой человек сказал:
– Жданов определил стоимость в двадцать пять миллионов долларов. Гессингхорст назвать сумму отказался. По непонятным мне причинам.
– Отказался?
– Вот именно.
– Гессингхорст отказался?.. Может, это был не тот Гессингхорст?
– Не беспокойтесь, тот самый. Яков Николаевич. Я не в первый раз обращаюсь к нему. Он сказал, что приболел и плохо себя чувствует.
Голландец в неразберихе чувств пошевелился в кресле.
– Но осмотреть полотно здоровья у него тем не менее хватило?
– Вот именно. Однако он подтвердил ждановскую оценку, то есть вероятность стоимости полотна в двадцать пять миллионов, заметив при этом, что за него с равным успехом может быть заплачено как сто миллионов долларов, так и сто тысяч.
– Разумеется. Все зависит от своевременности появления картины и истории ее написания. Хотя Ван Гог всегда своевременен. За год выставляется не более двух-трех его работ… – Голландец потянулся к столику, где лежал на блюдце его чупа-чупс. – Но остановимся на цене, которую заявил Жданов. Вам известны условия моей работы?
Евгений Борисович снисходительно, словно вынужденно соглашаясь с общепринятыми нормами, кивнул.
– Да, меня предупредили люди, к которым я обращался с просьбой подыскать хорошего специалиста… Вы берете один процент от начальной цены картины и не называете имя человека, ее похитившего.
– Все верно. И половину – сразу.
– Один вопрос, – поспешил молодой человек, и на щеках его появились небольшие, с рублевую монету, розовые пятнышки смущения. – Для удовлетворения любопытства, господин Голландец, если позволите… С одним процентом все понятно, хотя на фоне общей стоимости картины сумма приличная… Но почему вы скрываете имя вора? Ведь его задержание облегчило бы вам работу в будущем?
Здесь, в помещении, где пахло красками и древесиной, Голландец чувствовал себя раскованно.
– Поэтому безутешные коллекционеры и обращаются ко мне, а не к другому – я веду речь о коллекционерах разумных. Именно потому, что я никогда не отдаю воров в руки правосудия или на растерзание владельцам, я знаю всех, кто способен унести полотно. Красть Ван Гога, Моне, Сера или Дега возьмется либо идиот – по случайности, либо профессионал под заказ. Поэтому когда я выясняю, у кого находится картина, я приезжаю к нему сам, лично. Продать мне украденное всегда выгоднее, чем искать покупателя своими силами или оказаться в поле зрения обнесенных тобой людей.
– Продать?! Вам?
– Разумеется. Для этого я и беру часть гонорара вперед. – Голландец почувствовал в кармане вибротряску телефона, вынул его, посмотрел на табло и отключил. – У каждого свои принципы, Евгений Борисович. Принципы людям или помогают жить, или мешают. Мне они позволяют иметь финансовую независимость от неблагоприятных стечений обстоятельств, кризиса и прочей ерунды. Ваше любопытство удовлетворено?
ebooksa